Спасти Отчизну! «Мировой пожар в крови»
Шрифт:
— Оставьте, Смит, расслабьтесь, — полковник усмехнулся, моментально поняв причину неожиданного беспокойства. — Сейчас я не маскируюсь, а оттого не намерен скрывать цели своей миссии. Сейчас мы с этими макаками заинтересованы в одном…
— …?
— Не удивляйтесь, Смит. Зачастую просто невозможно предугадать, когда диаметрально противоположные интересы сходятся. Но еще труднее найти взаимную выгоду при этом. Да-да, Смит. И этим делом вам тоже предстоит заниматься. А пока везите меня в гостиницу, надеюсь, там есть горячая вода. А
— Вам сняли комнаты в «Гранд-Отеле», сэр. Там живут все дипломаты. Это лучшая гостиница столицы. Там есть все, включая турецкую баню. И отличная кухня!
— Турецкая баня? Какая дикость! Достаточно одной ванной комнаты! А кухня? — Донован громко засмеялся. — О, я запомнил русскую кухню, она тяжеловата, но напоминает нашу. А я, признаться, за эти девять дней дороги в вагонной каморке изрядно соскучился по хорошей еде. Так что едем, Смит, не будем терять времени. Нам много предстоит сделать…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Перекресток семи дорог…
(31 августа 1920 года)
Шилка
— Ближе, пусть ближе подойдут, — прошептал капитан-лейтенант Тирбах прямо в ухо пулеметчика, надавив молодому ефрейтору на плечо. Тот не отвечал, да и ни к чему это было. И так красные партизаны были перед ним как на ладони, заняв удобные позиции у подножия «лысой» сопки. Вот только у любой палки завсегда два конца бывают…
«А ведь они купились на наши пароходы и совсем не ведают про бронекатера!» Офицер мстительно сжал крепкие зубы, продолжая тихо дышать через раз. Петр Игнатьевич просто боялся ненароком спугнуть удачу, что первый раз щедро улыбнулась во все свои белоснежные зубы.
Пять дней десантники его сводного батальона мучились в тайге, ведомые опытными проводниками. Шли в глубокий обход партизанских позиций на Шилке, что плотно закрывали белой флотилии из Сретенска дорогу на Амур. Да оно и понятно — прорыв кораблей к Благовещенску мог обернуться для красных катастрофой — забайкальские партизаны рассекались этим ударом на две группировки.
Южная, более многочисленная, уже отжималась наступающими бригадами к Аргуни и в скором времени могла быть выдавлена в Китай. Северная попадала между молотом (белой флотилией с десантом) и наковальней, роль которой играли бронепоезда с егерями, шедшие прорывом по железнодорожной магистрали на Амур.
Война вступала в решительную фазу, счет шел на считаные недели. Все прекрасно понимали, что если не удастся до первого снега раздавить или хотя бы раздробить обе крупные партизанские группировки, то от головной боли, которую доставляли повстанцы, на будущий год вряд ли можно будет избавиться. А это несло с собой и большие расходы, и напрасные потери, которые тягостны и абсолютно не нужны.
Потому в уездный город
В самом городке спешно отмобилизовали три ветхих парохода, помнивших чуть ли не первую навигацию на Амуре. Раньше эти лоханки практически не использовали для боевых действий — партизаны бы их утопили на бурной и норовистой Шилке в два счета — одной полной очередью «максима».
Однако вчера одним пароходом белые все-таки пожертвовали. Тирбах в бинокль хорошо видел его полузатопленный корпус у противоположного берега, разрушенный попаданиями снарядов, выпущенных партизанами с убойной дистанции.
Зато командующий флотилией капитан-лейтенант Миллер на этом примере убедился, что красные партизаны не только крепко держат умело выбранные позиции, но и уходить с них не собираются. Даже установили пару пушек, трофеи прошлого года, взятые у потерпевшей поражение и бежавшей казачьей бригады.
Добрую половину красных повстанцев составляли именно казаки малоземельных отделов, попавшие под влияние большевистской пропаганды, да крестьяне с каторжниками, а последним сам черт был не брат. Правда, за лето ряды партизан уменьшились более чем вдвое — царская амнистия свою роль сыграла. Но зато сейчас остались партизанить самые стойкие, отпетые головушки, которым терять было нечего.
Батальон Тирбаха, пусть из двух полных рот, был заблаговременно высажен на порядочном отдалении и смог пройти в глубокий обход. Сейчас три с половиной сотни опытных и хорошо обученных морских пехотинцев и егерей отсекли красным пути отступления и терпеливо ждали атаку катеров флотилии, чтобы отвлекшиеся на нее партизаны не сообразили защитить себя от внезапного удара в спину…
С реки глухо бухнул выстрел — опытным слухом Тирбах опознал «горняшку». Затем часто замолотили автоматические мелкокалиберные пушки в полтора дюйма, громко захлопали установленные на бронированных понтонах минометы.
Но вот сами корабли пока на середину реки не высовывались, в атаку идти не торопились. Маневрируя на приличном отдалении или стоя на якоре, они предпочитали основательно измочалить укрепленные позиции. Снарядов, патронов и мин белые, в отличие от партизан, не жалели, отчего последним стало совсем худо.
Тирбах хорошо видел в бинокль, как на передовых позициях суетливо заметались повстанцы, там сплошным частоколом взлетали взрывы фугасов. И не выдержали некоторые одиночки, посчитали, что своя рубашка ближе к телу, и начали стремительный отход от береговых позиций, вскоре превратившийся в паническое бегство.
Словно прочувствовав момент, флотилия ринулась вниз по реке — кораблей было много, шли один за другим в кильватер, нескончаемой колонной, беспрерывно стреляя из пушек и пулеметов.