Спасти посольство
Шрифт:
На многих улицах Кабула — и прежде всего центральных — чужаки вступают в продолжительные беседы с солдатами афганской армии и внутренних войск — царандоя, охраняющими государственные учреждения или стоящими на стратегически важных перекрестках. Разговоры эти идут мирно, и заметно, что им всем есть что сказать друг другу.
«Тревожный признак! — отметил про себя Шаров. — Моджахеды просачиваются в город и, похоже, вряд ли встретят здесь серьезное сопротивление…»
На въезде в квартал Дехе мазанг, заселенный преимущественно хазарейцами, Шаров обратил внимание на оживление, царящее у многочисленных мастерских по ремонту и изготовлению
Шаров подошел поближе, прислушался.
— Еще недавно твои тачки стоили сто афгани! Почему теперь сто пятьдесят? — возмущался народ.
— Жизнь изменилась, — кратко ответил немолодой владелец мастерской, поглаживая ниспадающую на грудь бороду.
— Жизнь меняется все время, почему ты меняешь цену? — не отставали покупатели.
Шаров подошел к молодому хазарейцу, стоящему чуть в стороне. Представители этой народности отличаются физической силой и выносливостью, но, как правило, занимают низкое социальное положение: уборщики, носильщики, грузчики и карачивалы — то есть возчики больших двухколесных ручных телег — карачи, на которых могут перевезти все что угодно.
— Что тут происходит, братец? — вежливо спросил разведчик.
Паренек, очевидно, принял его за приезжего и покровительственно улыбнулся во весь рот, показав отсутствие нескольких зубов.
— Скоро моджахеды войдут в город, начнется такой бир у бар [16] , что лути [17] начнут грабить посольства, вот тогда-то наши и подзаработают, увозить-то добро на чем-то надо. Вот ребята и покупают тачки, даже поделили места у посольств. А этот хитрец уже поднял цену…
16
Бир у бар — кавардак, беспорядок.
17
Лути — бандиты, преступники.
Еще один плохой признак. Очень плохой!
— Аллах не любит жадных, — Шаров сделал жест, будто умылся двумя ладонями, и неспешно двинулся дальше. Но когда он свернул за угол, от этой неспешности не осталось и следа. Остановив такси, он помчался в посольство. Отбил шифровку в Центр и доложил настораживающие новости послу.
— Опять говно принес, — сказал Погосов.
Глава 3
Большая политика
Москва, Кремль
На брусчатке Красной площади, разделённые друг от друга несколькими десятками метров и таким же количеством служебно-спокойных людей в штатском и милиционеров, митинговали с плакатами несколько довольно больших групп граждан. Одни требовали сохранить СССР, другие, напротив, требовали самостоятельности всем республикам и автономным образованиям.
Группа людей восточного вида держала плакаты: «Нагорный Карабах — историческая часть Азербайджана!» Напротив стояла группа людей такого же восточного вида с плакатами: «Нагорный Карабах — исконная часть Армении!»
Площадь
Министр обороны пружинисто выскочил из машины. Бывший десантник, он был строен, подтянут и решителен. Мундир генерала армии сидел на нем как влитой, резкие черты лица выдавали готовность к риску.
Глава МИДа уже стоял на ступеньках. Коротко стриженный, худощавый, в кургузом пиджаке, он выглядел мальчишкой. А мальчишки знают жизнь только по книжкам. И решительности им не хватает.
Руководитель МИДа сдержанно кивнул коллеге, но большая, выгнутая парусом фуражка с кокардой даже не качнулась в ответ. Внутрь они пошли не вместе, а рядом — каждый сам по себе.
Ждать в приемной министрам не пришлось. Пройдя высокие полированные двери, они остановились в дверях главного кабинета страны.
В просторной комнате, отделанной деревянными панелями, за большим столом сидел Президент России и просматривал бумаги, накладывая резолюции и делая какие-то пометки на полях. Пышная серебристая шевелюра была тщательно расчёсана на правосторонний пробор. Фигура и крупные черты лица гармонировали с массивностью обстановки помещения. Левой рукой, которую он обычно прятал, сейчас придерживал документы, и было отчетливо видно, что на ней не хватает двух пальцев. Его предшественник — первый и единственный Президент СССР отличался родимым пятном на темени, за что его, шепотом, называли «Меченым» и ждали от его правления глобальных катаклизмов. И, хотя с точки зрения материалистической диалектики, это была полная глупость, катаклизмы действительно случились: Советский Союз развалился, на территории бывших союзных республик тлели вооруженные конфликты и вспыхивали настоящие войны… Некоторые и в покалеченной руке нового Президента тоже видели некую зловещую отметину, хотя большинство в это не верили — кто в силу здравого смысла, а кто — в силу того, что надоело ждать плохого.
Выдержав необходимую паузу, Президент поднял глаза и будто бы только сейчас обнаружил посетителей. Встал, вышел из-за стола, подошёл к ним, крепко пожал руки. На улыбки не ответил — чувствовалось, что он думает какую-то тяжелую думу. Молча показал на длинный стол для совещаний, прошёл и сел первым в торце.
— Слушаю вас, — гулко сказал он, взглянув на часы.
Министр иностранных дел сразу, будто обращались именно к нему, встал:
— Товарищ Президент, в Кабуле осложняется обстановка. Город окружён отрядами моджахедов, правительственные войска с трудом держат оборону. Скорее всего, Кабул падёт в ближайшее время…
Президент недовольно свел седые брови — руководители всех уровней больше любят победные реляции. МИДовец принял нахмуренность на свой счет и, заканчивая свой короткий доклад на столь минорной ноте, развёл руками, будто оправдываясь, дескать: «А что я могу сделать?»
Президент кивнул, выпятил нижнюю губу:
— Знаю, разведка докладывала. Не могут справиться без наших штыков, понимаешь…
Министры скорбно кивнули, как бы подтверждая: «Не могут! Ну никак не могут!»
— Так в чём вопрос? — спросил Президент и опять посмотрел на часы.