Спасти посольство
Шрифт:
В былые времена на «спецуху», а так на кабульском жаргоне назывались спецрейсы самолётов, принадлежащих военным и спецслужбам, попасть было достаточно просто: даже билеты не требовались, главное, чтобы включили в пофамильный список. Практически не ограничивался вес вещей, пассажиры сами грузили багаж, выстраивая его по центру фюзеляжа цепочкой, которая постепенно превращалась в длинный и высокий штабель аккуратных коробок. Потом груз закрепляли специальной сеткой, и каждый старался усесться на откидные алюминиевые сиденья поблизости от своего багажа.
Очевидно, вспоминая то давнее упорядоченное время,
— Бросить громоздкие вещи! — кричал Ветров. — Бросить вещи, иначе не хватит места людям!
Но его никто не слышал. Может, из-за ревущих двигателей, а может, потому, что не хотели услышать.
И тут разорвался первый снаряд. Метрах в ста взметнулся фонтан земли, свистнули осколки, к небу поднимался столб черного дыма.
— Хекматияр, сука! — выругался Шаров. — Сейчас начнется!
Пассажиры испуганно закричали, рванулись на аппарель, что только усугубило положение: теперь вход в самолет был забит плотной человеческой массой, как пробка забивает горлышко бутылки.
— Разойдись! — рявкнул Шаров.
Расталкивая людей автоматом, он вклинился в толпу и прикладом со всего маху ударил в лицевую часть коробки с телевизором. Судя по хрусту, плазма умерла, как и всё, подпадающее под бой «калашникова».
— Что вы делаете! — перекрывая рев двигателей, завопила Титова. — Это бандитизм! Я жаловаться буду!
— Бросить все, живо! — продолжив разрывать толпу, Шаров добрался до автолюбителя и, вырвав скаты, отбросил в сторону. — Быстро занимайте места! Быстро!
Пробка на рампе рассосалась. То ли начавшийся обстрел, то ли разъяренное лицо военного атташе сделали свое дело — люди быстро забегали в гулкий грузовой отсек и занимали места на скамейках, тянущихся вдоль бортов. В толпе мелькнула Вера Индигова — в брючном костюме, легкой курточке и босоножках на шпильках, через плечо перекинута небольшая сумочка. Она улыбнулась Шарову и непринужденно помахала рукой, будто они встретились в посольском парке или на дипломатическом приеме.
Он ответил тем же, а сам подумал: «Может, стрельба началась из-за этой суки… Ладно, в Союзе разберемся…» И тут же вспомнил, что Союза больше нет, и теперь неизвестно — кто, с кем и как будет разбираться…
Но посторонние мысли отошли на второй план: надо было следить за посадкой, хотя этого ему никто не поручал. Вот Титова, нарушая списки, лезет в первый борт, на ее худом плече какой-то неряшливый узел. Лицо заплакано и искажено злобой, похоже, она не забудет ему разбитый телевизор… Отвратительная баба! Но она не путается с американским разведчиком… Вот повар Сизенко прет вперед, как ледокол, поставив на голову огромный чемодан… Вот смуглый мальчишка-индиец, одной рукой держась за руку матери, другой прижимает к себе небольшого лохматого пса.
Площадка опустела, рампа закрылась, от пассажирского люка отогнали лёгкий трап. «Ил» тяжело покатился к ВПП. В это время сверху с большим градиентом [27] почти спикировал второй борт. Для огромного, неуклюжего на вид лайнера такой маневр выглядел как смертельное пике, но он не воткнулся в землю, а выровнялся в последний момент и побежал по бетонке.
Одновременно из-за окружающих гор поднялось, наконец, уже полчаса как взошедшее солнце, сразу затопив аэродром ярким светом и обдав жарой. Казалось, это послужило сигналом невидимым артиллеристам — грохнул еще один взрыв, потом еще… Похоже, неуправляемые реактивные снаряды. Крошево бетона и осколки брызгают на юг, значит, бьют с севера… Скорей всего, во-о-он с той горы… Вот тебе и «двухчасовое прекращение огня»!
27
Градиент — угол посадки.
Второй борт закончил пробег и осторожно крался по рулежным дорожкам, первый, развернувшись в конце полосы, тяжело шел на взлет. Справа и слева НУРСы рванули бетон и не защищенную им землю. Но «Ил» оторвался от земли, быстро набрал высоту и исчез из виду.
Наблюдали за этим только несколько погранцов из охраны посольства, Шаров да командир десантников. Все дипломаты и сотрудники посольства укрылись в бетонном здании аэропорта. Оно могло защитить от НУРСов и мин, а на случай более серьезного обстрела под ним располагалось бомбоубежище. Сейчас подземный бункер был переполнен. В душной тесноте сидели и стояли люди. По напряжённым лицам катился пот. Многие и здесь держали чемоданы и сумки, сидели на вместительных рюкзаках.
Второй борт подкатил к аэропорту. Метрах в пятидесяти грохнул очередной разрыв. Копытин нервно выглядывал из кабины: вокруг не было видно ни одного человека. Из бетонного здания выбежал Осинин и замахал поднятыми вверх обеими руками с оттопыренными большими пальцами, давая понять, что все здесь. Но долго ждать было нельзя: в любую минуту очередной снаряд мог попасть в самолет. А дюралевый корпус — как бумага: и пробивается насквозь даже пистолетной пулей, и горит быстро.
Шаров нырнул вниз:
— Приготовиться к посадке!
Люди встрепенулись и плотной массой рванулись к выходу. Снова возникла давка.
— Без паники! Громоздкие вещи оставить! — кричал Шаров. — Проходите по одному!
Никто его, естественно, не слушал — попавшие под обстрел гражданские люди находились в ступоре и хотели только одного: как можно быстрее оказаться в самолете и улететь из опасного места, желательно с честно и трудно заработанным имуществом.
Обстрел усилился. Взрывы беспорядочно крошили бетон по всему полю, взметали комья сухой афганской земли. Но НУРСами трудно попасть в цель, тем более что душманы, как правило, стреляют ими с самодельных пусковых установок. И все же закономерности закона больших чисел работают против обстреливаемых. Слишком долго испытывать судьбу нельзя: рано или поздно она повернется спиной…