Спец по отморозкам
Шрифт:
Золотарев удивленно вздернул брови:
– С чего ты решил, что ее похитили?
Константин замялся. Он не знал, имеет ли право рассказывать этому провинциалу про то, что случилось с Дашей три дня назад. Но, с другой стороны, нет смысла молчать – местные менты, хотя и лохи, все равно рано или поздно докопаются до истины. Свяжутся с московскими коллегами, те и выдадут всю информацию на блюдечке с голубой каемочкой. Отбросив подальше сомнения, он уверенно продолжил:
– В четверг Михайлову уже пытались похитить. Когда она выходила из подъезда, были застрелены ее охранники. Саму Михайлову преступники
Выдержав положенную в таких случаях паузу, Золотарев как бы между прочим заметил:
– Для того чтобы возбудить дело о похищении, нужны основания, а их у меня нет…
– Как это «нет»?
– Дело об убийстве возбуждается на основании найденного трупа, – терпеливо пояснил следователь. – А чтобы возбудить дело о похищении, нужны доказательства. Они у тебя есть? Нету… И у меня нету. А вдруг Михайлова по берегу гуляет, цветочки нюхает, а мы тут раньше времени панику подняли?
– Да вы что?! – возмутился Константин. – Рыбаков должен был находиться при ней неотлучно! Он мертв, она пропала, чем не основания?
– Твоя Михайлова больше подходит под категорию подозреваемой. Вполне возможно, что Рыбаков стал к ней приставать, а она вытащила из сумочки нож и всадила ему под лопатку. Дамочка-то, судя по всему, нервная… А когда поняла, что натворила, смылась от греха подальше. Выскочила на шоссе, поймала попутку и поминай как звали…
«В морду ему дать, что ли? – с тоской подумал Константин. – Но тогда меня точно загребут. А садиться мне сейчас никак нельзя… Одна надежда, что Михайлов поднимет на уши всех столичных ментов. Они-то уж точно не станут выдвигать столь идиотские версии! – При воспоминании о Дашином муже у него противно заныло под ложечкой. – Надо сообщить ему обо всем. А то нехорошо получается – жена пропала, а муж узнает об этом последним…»
– Хозяину звонить собираешься? – хитро прищурился Золотарев. – Жаловаться будешь на нас, узколобых провинциалов?
«А он не такой лох, каким показался мне с самого начала», – растерянно подумал Константин и процедил сквозь зубы:
– Собираюсь.
– Ну звони, звони… Заодно поинтересуйся, может, пропавшая уже дома… А если нет, пусть пишет заявление о пропаже жены. Только через три дня, не раньше. – И он с независимым видом отошел в сторону.
И все же прежде, чем взяться за сотовый, Константин около получаса понаблюдал за тем, как ведется «первичный сбор информации». То, что он увидел, повергло его в смертельную тоску. Эксперты на пару с ментами покуривали в сторонке, капитан Тарасов со скучающим видом изучал горизонт, а следователь, вместо того чтобы допрашивать местное население, вел бесконечные переговоры по мобильнику. Наверное, получал инструкции у своего непосредственного начальства. Тем временем к месту происшествия подъехала машина «Скорой помощи», из которой выскочили двое дюжих санитаров. Под чутким руководством эксперта они запаковали Рыбакова в специальный мешок для перевозки трупов и уложили тело на носилки.
«Ну вот и все!» – Мысленно попрощавшись с Колькой, Константин вытащил из кармана сотовый. Сделав над собой усилие,
– Приемная Михайлова, – послышался нежный женский голосок.
Судорожно вспоминая, как зовут секретаршу кетчупового короля, но так и не вспомнив, Константин представился:
– Это Панфилов. Мне нужен Александр Иванович.
– У него совещание.
– Это срочно.
Видимо, что-то в его голосе заставило секретаршу заколебаться:
– Ладно, я попробую…
И буквально через минуту в трубке раздался напористый баритон Михайлова:
– Слушаю!
– Добрый день. Это Панфилов, – представился Константин.
– Мне сообщили, что это ты. Как добрались?
– Мы все еще не добрались… – Собравшись с духом, продолжил: – Александр Иванович, у меня плохие новости…
– Что-то с Дашей? – Голос Михайлова разом потерял свою напористость – стал мягким и донельзя растерянным.
«Ненавижу сообщать дурные вести!» – Константин болезненно поморщился.
– Николай Рыбаков убит, а ваша жена… пропала.
На несколько секунд на другом конце провода повисло молчание. Затем Михайлов разразился потоком брани. И лишь после того, как выплеснул свой гнев, спросил:
– Когда и где это произошло?
Стараясь строить предложения как можно лаконичнее, Константин рассказал Михайлову все, что знал, начиная с аварии на шоссе. Себя обелять не пытался, прекрасно осознавая, что именно на нем лежит большая часть ответственности за случившееся. Михайлов слушал его не перебивая. Похоже, он был потрясен. Когда Константин закончил, долго молчал, а затем сказал то, к чему Костя был морально готов:
– Значит, так, Панфилов! Ты уволен. Надеюсь, не надо объяснять почему?
– Нет.
– Машину оставь в мастерской. За ней приедут. Удостоверение брось в «бардачок». Аванс можешь не возвращать. Все!
В трубке послышались короткие гудки, и Константин отключил телефон. На душе было противно до омерзения. Он не держал на Михайлова зла, понимая, что тот поступил совершенно разумно. На кой хрен держать в своем штате охранника, который не сумел справиться со своими непосредственными обязанностями?
Но все же тон Михайлова, презрительно-равнодушный, задел его за живое. В глубине души ему было чертовски обидно, что с ним обошлись как со второсортной вещью. Стоило допустить оплошность, как его тут же убрали с дистанции, как неперспективного игрока, не дав возможности реабилитироваться.
«А что ты хотел, идиот? – мысленно спросил он у самого себя. – Чтобы тебе поручили частное расследование? Или премию дали?.. Как говорится, за верную службу. Да окажись я на месте Михайлова, я бы таких охранников к стенке ставил бы! Таких проколов не прощают. Никому и никогда!»
Ехидное покашливание, раздавшееся прямо над ухом, заставило Константина резко повернуться. В двух шагах от него стоял следователь Золотарев и с самым невинным видом протягивал ему лист бумаги с совершенно нечитабельными каракулями.