Специальный агент преисподней
Шрифт:
Черт, поскуливая, намочил тряпицу и повязал ее поверх распухающего на глазах знака отличия.
– Коня мне!
Подали коня, и маркиз рывком забросил себя в седло. Осмотрев находящееся в его распоряжении воинство, он выхватил из ножен меч и пролаял:
– Вперед, с песней, марш!
Легионеры слаженно грянули маршевый гимн:
Кто шагает дружно в ряд? Это демонов отряд. Кто копытом раз и два? Это адская братва.
Раз копыто, два копыто – Все вокруг огнем залито. Когти, жала и клыки – Наши злобные полки.
Кто ужаснее всех на свете? Мы – это знают
Раз копыто, два копыто…
Оно-то, конечно, с песней по жизни веселее идти, но… здесь с похмелья голова и так раскалывается, а они орут, словно мартовские коты. Старательно, во весь голос, но до чего ж мерзко…
Привлеченные шумом, к дороге стягиваются грешники и редкая нечисть. По большей части из административного аппарата.
Летят первые комья грязи.
Инстинкты толпы неискоренимы. Чужое унижение возвышает в своих собственных глазах. А гордыня так сладка – она отравляла души и значительно чище. Ею упоенный пал Люцифер – величайший ангел Господень. И не он один – треть воинства божьего пала с ним.
В эту минуту меня посетила такая мысль: «Не чувствует ли сейчас ангел Эй, что, возможно, восставший ангел был прав, отказавшись считать человека равным себе?»
Следом пришла мысль: «А считаю ли так я?»
– Нет.
Что? – с трудом разлепив опухшие губы, спросил Добрыня.
Поймут ли они меня?
– Видишь слезы сострадания на глазах вон той девушки?
– Вижу,- подтвердил былинный богатырь.
Остальные тоже посмотрели в указанном направлении.
– А вот того юношу, что идет прочь, поникнув плечами и сжав кулаки?
– Вижу.
– И они не одни. Вот еще один. И там.
– И вон там тоже,- кивнул богатырь.
– И что думаешь по этому поводу?
– Ничего,- честно признался Добрыня Никитич.
– Может, ей соринка в глаз попала? А у него запор приключился? – подал реплику пристроившийся на козлах черт.
Его присутствие проигнорировали. Напрасно надеясь таким образом разбудить в продажной душе муки сомнения. Да и говорить после его высказываний расхотелось. Лучше молчать, чем позволить глумиться над чувствами.
Особенно когда слышишь голосок подлости в своей собственной душе. Ведь мелькнула у меня мысль повернуть дело так, будто я сознательно завел всех в ад, и тем самым постараться выкрутиться. Уверен – при желании удастся. И стыдно стало не оттого, что подобная мерзость в голову пришла, а потому, что о ней могли догадаться.
Оставив позади обитателей второго круга ада, томящихся от наизбывного желания и физиологической невозможности его удовлетворить, колонна вышла на торную дорогу, мощенную булыжником. Лесостепь сменилась пустыней, и повсюду, куда ни посмотри, на песке сидят, понурившись, люди. Это бывшие чревоугодники. К каждому из них приставлен персональный бес, совмещающий в своей персоне мясника, повара и медработника. В одной руке многофункциональная нечисть держит огромный тесак, которым отсекает от обильного тела грешника ломоть плоти, который тотчас бросает на раскаленную сковороду, удерживаемую во второй
– Ах,- восторженно рычит бес,- какой аромат!
И, ухватив кровавый бифштекс, начинает запихивать его в рот терзаемой жертве. Та сопротивляется, жалобно стенает, но ест, давясь слезами и собственной плотью.
В нашу сторону летят полусырые куски мяса и проклятия.
Зажмуриваю глаза, чувствуя, как комок подступает к горлу.
Добрыня и Дон Кихот молятся. Ламиира скрипит зубами, но держится. Леля громко сопит, стараясь сдержать рвущийся наружу крик ужаса. Посмотрим, удастся ли ей это? С рвотными позывами она не совладала.
Минотавры и те невольно ускоряют бег, стремясь поскорее убраться из вотчины Мамоны.
На смену песчаной пустыне приходит каменная, ощерившаяся острыми обломками базальта, среди которых неистово мечутся грешные души скряг и мотов. Бесов здесь почти нет, да и те по большей части слоняются без дела и играют в карты, безбожно жульничая.
Руки тех, кто попал сюда за стяжательство, объяты негасимым пламенем. Вот и вынуждены они непрестанно бегать за глыбами льда, перелетающими по своей воле с места на место, чтобы хоть на миг, коснувшись холодной поверхности, унять жгучую боль.
Те, кто повинен в расточительстве, напротив, обречены непрерывно убегать от раскаленных монет, которые, словно австралийский бумеранг, все время возвращаются в ладонь. Вот и стараются грешники продлить миг полета монеты.
Скользя по камням, сталкиваясь друг с другом, словно в броуновском движении, носятся по каменной пустыне несчастные жертвы неправедной жизни. Движение же денежек и ледяных глыб хаотично лишь на первый взгляд, на самом же деле они никогда не сталкиваются между собой.
– За что им эти муки? – в сердцах спросила Леля.
– Да разве это мука? – удивился черт.- На чистом воздухе в салочки играют, спортивную форму поддерживают…
Услышав слова черта, маркиз Амон раскатисто рассмеялся, в восторге хлеща хвостом по бокам коня. Несчастное животное жалобно заржало, но протестовать действием не посмело.
У моего уха просвистела раскаленная монета достоинством в один малый адский бакс и, вопреки законам валютной биржи и гравитации, взлетела вертикально вверх.
Словно отсеченная исполинским мечом, каменная гряда заканчивается крутым обрывом. Дно его залито густой грязью, среди которой копошатся, забавляясь любимой американской игрой, неисчислимые толпы жителей мутного потока. На покрытых вонючей жижей лицах мрачная апатия, непредсказуемо сменяющаяся вспышками неконтролируемой ярости. Взвыв, берсеркер бросается на ближайших грешников, в неистовстве разрывая их на части сведенными судорогой пальцами. И внезапно, словно выключенный из сети, безвольно замирает. В глазах совершенная пустота.