Специальный парижский выпуск
Шрифт:
Стоя в вестибюле. Генри чувствовал себя как неприкаянный. Он разглядывал роскошное убранство: красивые бархатные шторы, перехваченные позолоченными лапками; блестящие листья на маленьких апельсиновых деревьях, в разгар английской зимы почему-то густо увешанных золотистыми плодами. Только потом он догадался, что каждый апельсин прикреплен к ветке тонкой проволочкой.
И пахло здесь дорогими духами и дымом сигар, и голоса посетителей звучали негромко и с достоинством.
Как обычно во время ленча, здесь в основном собрались мужчины средних лет, хорошо одетые, самоуверенные.
Темноволосый, безупречно одетый метрдотель неслышно возник рядом с Генри.
– Вы заказывали столик, сэр? – спросил он с безукоризненной вежливостью, но Генри сразу уловил легкую холодность к пришельцу, который не является постоянным клиентом и чье финансовое положение представляется сомнительным.
– Я завтракаю с мистером Горингом, – ответил Генри. В обращении метрдотеля что-то мгновенно, хотя и неуловимо, переменилось.
– О, конечно, сэр! Мистер Горинг уже здесь. Вы знаете его столик?
– Я покажу вам. Прошу вас сюда, сэр!
Генри последовал за метрдотелем в освещенный матовыми светильниками зал, где глаз посетителя радовали оранжерейные цветы, копченая лососина и всевозможные экзотические фрукты. Трудно было вообразить себе, что дневной свет когда-нибудь проникает в этот храм гастрономии.
Годфри Горинг сидел за уединенным столиком в углу и просматривал «Тайме» Увидев Генри, он улыбнулся.
– Мой дорогой Тиббет, как я рад. Садитесь же. Что будете пить? Но Генри отказался от аперитива.
– Вы правы, – одобрил Горинг, – я их и сам не пью. Но немного вина вы, надеюсь, выпьете?
Генри согласился. Затем последовало серьезное обсуждение меню и карточки вин, в чем Горинг проявил незаурядные познания. Генри был удивлен, увидев, что сам Горинг, который небрежно буркнул официанту: «Мне, как обычно», – довольствуется холодным цыпленком с салатом и бутылкой виши.
Инспектор был знаком с протоколом деловых завтраков и не удивлялся тому, что пока не подали кофе, Горинг избегает интересующей их темы.
Наконец, когда официант принес кофе, налил его и удалился, Горинг приступил к делу:
– Объясните мне, чем я могу помочь в этой ужасной истории с Элен Пэнкхерст?
– Я сейчас пытаюсь разобраться в обстановке, – сказал Генри. – Все было бы гораздо проще, если бы я знал покойную лично. Беседуя с ее друзьями и коллегами, я надеюсь понять, что за человек была мисс Пэнкхерст – ее характер, интересы, образ жизни… Начинать приходится с этого.
Горинг кивнул.
– Я и сам начал бы с того же. – Это прозвучало как величайшая похвала. – Элен была одной из моих служащих. Так что я могу охарактеризовать ее лишь с профессиональной точки зрения.
– А вы не знали ее лично? – спросил Генри.
– Хороший начальник, – ответил Горинг, – должен интересоваться жизнью своих ближайших помощников. Но об Элен я могу лишь сказать, что она целиком была поглощена
– Расскажите о ней подробнее.
– Элен поступила к нам секретаршей примерно лет десять назад, – медленно начал Горинг. – Оказалась очень способной, и два года спустя Марджори Френч предложила перевести ее в редакторы, а впоследствии сделала своим заместителем. Будь Элен жива, она вскоре стала бы главным редактором. Теперь, наверное, Тереза Мастере займет этот пост, когда Марджори уйдет на покой. Не думайте, я ничего не имею против Терезы. Наоборот, я к ней прекрасно отношусь. Но как бы ни рекомендовала ее Марджори, я не считаю, что Тереза сможет возглавлять журнал. Но, – спохватился вдруг он, – извините, инспектор. Вам, наверное, неинтересно слушать о редакционных делах.
– Нет, нет, – ответил Генри, – все это очень интересно. Значит, мисс Френч собирается вскоре уйти на покой?
– Очень прошу вас сохранить это в строжайшей тайне, Тиббет. Марджори тяжело больна. Она не хочет в этом признаваться, но врачи велели ей бросить работу. Вопрос о том, кто заменит ее, очень меня беспокоит. Успех журнала почти полностью зависит от редактора. Я не хотел бы приглашать кого-нибудь со стороны. А среди сотрудников было две кандидатуры – Тереза и Элен. Я, как вы знаете, был за Элен, и ее смерть для меня.» – он запнулся, – большая личная трагедия.
– Мне рассказывали, – осторожно подбирая слова, начал Генри, – что последнее время у нее были какие-то переживания, связанные с одним из сотрудников журнала.
Лицо Гориига стало жестким.
– Меня это не касается. Меня интересовали только ее деловые качества.
– Но все же, собираясь назначить кого-то на столь ответственный пост…
– Да, Марджори мне об этом говорила, – отозвался Горинг. – Она считала, что неурядицы в личной жизни могут отразиться на редакционных делах. Но мне удалось убедить ее, что это те так важно. Увы, я видно, был не прав. Хотя…
Тут разговор был прерван из-за появления невысокого, но стройного молодого человека. Костюм его был сшит чуть-чуть слишком шикарно, а волосы были чуть-чуть слишком длинны. Он торопливо приближался к ним странной подпрыгивающей походкой и кричал высоким голосом:
– Годфри, дорогой! Что это значит? Я только что… – увидев Генри, он осекся.
– Здравствуйте, Николас, – произнес Горинг не очень приветливым тоном.
– Я только что раскрыл газету, милый мой, и потрясен! Буквально потрясен!
– Инспектор, – Горинг выговорил это слово негромко, но очень отчетливо, – могу я представить вам мистера Найта? Николас, это старший инспектор Тиббет из Скотланд-Ярда.
Молодой человек, как подкошенный, рухнул на стул.
– О!.. – сказал он, побледнев. – О да, конечно… Рад познакомиться с вами.
– Мистер Найт, – сказал Горинг, – один из самых наших талантливых молодых художников-модельеров.
– Я о вас слышал, мистер Найт, – сказал Генри.
– Обо мне?.. Как это?.. То есть.., правда? Я надеюсь, слышали что-то хорошее? – добавил он с жалобной нервной улыбкой.