Специальный приз
Шрифт:
Назавтра нас с самого утра преследовали неприятности. Кто-то случайно или нарочно испортил колонку, воткнув ее вместо усилителя в обыкновенную электрическую розетку. Вдобавок в самом конце «Огонька», когда весь класс играл в «ручеек», Игорек умудрился уронить на пол микрофон.
На зоологии мы делали письменную работу на тему «Скелет и кровообращение собаки». На доске висел цветной плакат — дворняжка в разрезе. Наша задача заключалась в том, чтобы, глядя на эту схему и пользуясь учебником, изложить письменно все, что мы знаем
Ботаник, как обычно, накручивал на палец ус и циркулировал по классу, время от времени поглядывая на нашу компанию. Я никак не мог прочесть по его лицу: знает он про микрофон или нет.
— Не заметил, — угадав мои мысли, шепнул Игорек.
Микрофон на следующий день после «Огонька» мы передали долговязому. Как следует он проверил только один, который был цел и невредим, а на второй взглянул мельком и вмятины не заметил, но…
Лишь только прозвенел звонок, Юрик схватил портфель и как сумасшедший выскочил в коридор.
— Наливайко! — строго окликнул его ботаник.
Юрик остановился, ожидая новых указаний. Ребята потихоньку шевелились, складывая учебники и тетрадки в сумки и портфели.
— Артистов попрошу остаться, — громко сказал Евгений Васильевич.
По классу пролетел смешок. Мы подошли к кафедре. Саня опустил голову, Игорек улыбался, надеясь, по-видимому, задобрить ботаника.
— Что случилось с микрофоном? — спросил ботаник.
— Понимаете, Евгений Васильевич, мы не виноваты, — пустился в объяснения Игорек.
— Я, по-моему, не спрашиваю, кто виноват, — сказал ботаник.
— Мы оставили инструменты в кабинете географии, — объяснил я. — А ночью туда кто-то залез.
— «Кто-то», «что-то»… — поморщился ботаник. — Я распорядился дать микрофоны вам, под вашу ответственность. К тому же, если уж так случилось, надо было честно признаться.
— Мы купим новый микрофон, — твердо сказал Саня.
Ботаник махнул рукой. Он не верил, что мы способны на такой подвиг.
На следующий день после геометрии наш ансамбль в полном составе вызвали к директору. В кабинет нас привела классная. В маленькой комнате, где стучала на машинке секретарша, мы причесались и проследовали гуськом в обитую дерматином дверь, за которой я не был ни разу в жизни.
Директор сидела за столом и что-то писала. Мы построились в шеренгу возле окна. Маргарита Ивановна устроилась на кончике стула, поглядывая придирчиво на нас и уважительно — на директрису.
Директор отложила писание и пододвинула к себе толстую папку, в которой лежал какой-то список.
— Наливайко! — прочла она первую фамилию.
— Здесь, — отозвался Юрик.
Директриса стала читать список дальше. У нее были седые волосы и приятное загорелое лицо. Моей фамилии в списке почему-то не оказалось. Я решил, что это не так уж плохо, и промолчал, но Маргарита Ивановна тут же исправила ошибку.
— Вы пропустили Нечаева, — сказала она, заглянув через стол в
— Здесь, — уныло отозвался я.
— Я пригласила вас, — заговорила директор, подняв взгляд от бумаги, — чтобы серьезно поговорить о вашей успеваемости. Вот, например, Ярославцев.
Вслед за фамилией последовали Санины отметки: в отличие от прошлой четверти это были в основном четверки с тройками.
— Безрадостная картина у Наливайко и Чижова. Заметно ухудшилась успеваемость у Нечаева. Мне кажется, что здесь отрицательную роль играет ваш оркестр.
— Ансамбль, — обиженно поправил Юрик.
— Меня, откровенно говоря, удивляет ваше увлечение, — продолжала директриса. — Мне кажется, что к музыке оно не имеет никакого отношения.
— Как не имеет? — воскликнул я и осекся: спорить в такой ситуации означало погубить ансамбль бесповоротно и окончательно.
— Репертуар у них, Анна Зиновьевна, в общем, не плохой, — неожиданно поддержала нас классная. — В основном советские песни.
— Достаточно того, что вы испортили микрофон.
— Мы новый купим, — сказал Игорек. — Для нас самое главное — усилитель для голоса. Он все равно без дела в актовом зале стоит.
— В актовом зале вам делать нечего.
— Тогда мы его в наш кабинет брать будем, — предложил Игорек.
— Нет, это невозможно. Я очень жалею, что о репетициях в кабинете географии я узнала только сегодня.
— А почему тогда девятиклассники играют? Им и зал и инструменты… как на блюдечке. Чем мы хуже их? — не удержавшись, спросил я.
— Это школьный оркестр, — сухо отпарировала директриса. — Когда его нынешний состав кончит школу, на этих инструментах будете играть вы, а пока вам не мешало бы привести в порядок прически…
Маргарита Ивановна быстро поднялась со стула и подошла поближе к нам.
— Леня! — ахнула она, взяв меня за мою «гриву». — Ты же обещал мне подстричься!
Я понял, что на этот раз парикмахерской уже не избежать.
— Ну объясните, зачем вам длинные волосы? — всплеснула руками классная.
— Для красоты, — сообщил Игорек.
— Красота — прежде всего аккуратность! — строго заметила директриса. — Согласно школьному уставу волосы не должны доставать до воротника.
— Даю вам два дня на парикмахерскую! — сказала Маргарита Ивановна.
— А с репетициями придется подождать, — подвела итог директриса. — Прежде всего надо подтянуть дисциплину и успеваемость.
И полетели дни, недели. Каждый день мы ходили на почту зарабатывать деньги на аппаратуру, не зная толком, пригодится ли она нам когда-нибудь или нет. Репетировать нам по-прежнему было негде.
Однажды после уроков к нам подошел Гарик Фомин, маленький веснушчатый тип из параллельного класса.
— Эй, «Визит», когда у вас репетиция?
— Никогда. Нам репетировать негде, — мрачно сообщил Игорек. — В школе директор запрещает, а дома — родители.