Спецназ нагваля. К новым орбитам!

Долохов Владимир Афанасьевич

Наверное, так начинается землетрясение. Стопы горели, пол дрожал упругими сильными толчками. В какой-то момент показалось, что он раскололся, и сквозь трещины начали вылетать куски лавы, обжигая ладони, стопы, промежность. В макушку били молнии, раскаляя позвоночник. Силы всех стихий швыряли тело вверх и в стороны. Наконец Папа почти приказал мне лечь на коврик. Теперь стихии бились над моим телом. Я сделала задержку. Земля разверзлась с грохотом и воем, и эпицентр стихии переместился в промежность огненным ядром, раскалявшимся еще и еще от непрерывных оргазмов. Я ощущала себя на жертвеннике языческого храма, и стихии в бешеном танце хаоса разрывали меня на куски. Я уже перестала ощущать начало и конец оргазмов, слившихся в единый оргазмический взрыв. Менялись цвета, раскладываясь в радужный спектр и вновь соединялись в ярком белом сиянии… Наконец Папин голос вернул меня в старый кинотеатр. Спустилась невероятная

тишина. Из храма стихий я вышла совершенно иной.

Йога в последний день. Не помню ни одного движения – их старательно делало тело. Я летела в лучах золотого света над облаками к вершинам золотых гор. В конце услышала, как Папа просил отставить левую ногу. Сначала не могла понять, что такое «левая» и что такое «нога», но наконец поняла, что вернулась.

Фестиваль закончен. Хотя нет грусти, есть огромная радость сопричастности к невероятным состояниям экстаза. Передо мной Москва, впереди еще час до питерского поезда. Я смотрю на собор Василия Блаженного, как на сказочную шкатулку, осыпаемую золотыми искрами начинающегося дождика, и наполняюсь новым, доселе невиданным знанием.

Папа

Самый мощный фест из всех иссык-кульских. Для нас с Бородой завершился двухлетний цикл, начатый здесь же два года назад.

Фишка в том, что фест затерся последующими пятью днями, три из которых мы провели в лагере Самдарши (известный просветленный индус, ученик Ошо), а потом еще два дня – в разных местах этого фантастического, красивейшего места на земле. Об этих приключениях, в которых, кроме нас с Бородой, участвовали Ленуська и Сестрички, мы писать не будем. Может быть, включим кусочек в какой-нибудь из романов, которые выйдут неизвестно где и когда (астральный выпуск уже стал бестселлером).

Если меня спросят: «Есть ли место на земле, которое у тебя ассоциируется с Раем, Домом?» – отвечу: «Иссык-Куль». Попробую собраться и написать, используя фотки и описания Танюхи, хотя это было уже в каменном веке.

Борода

Начало уже почти стерлось из памяти. Но мощнейшее воспоминание – семинар в Алматы, искрометнейший, с бушующими энергиями. Дети-алматинцы, как они кайфовали! Я на семинаре в Алматы был впервые, люди очаровали своей настежь распахнутой душой.

Три дня семинара голодал, есть не хотелось вообще, что неудивительно при 40-градусной-то жаре. Легкость и острейшее чувствование, испепеляющий жар и сверхскорости.

Тусовка на фест собралась исключительная, такого высокого процента прошибленных еще не было. Половина приезжих.

На Иссык-Куль в этот раз мы с Папой ехали без прошлогоднего трепета, полные Силы и азарта перед неизвестным. Но внутри все равно екало: «Что-то будет в этот раз?» Четвертый раз на Иссык-Куле, и это всегда – прыжок в несколько духовно-световых парсеков, шокирующий переход в новое качество.

Ну не могу я промолчать о том, что было после феста. Чиркану, спичкой, хотя бы короткими штрихами.

Папа писал: Для нас с Бородой завершился двухлетний цикл, начатый здесь же два года назад.

Ага. Интеграция запредельнейшего опыта, схлопывание многомерной мозаики. И начался новый, диаметрально противоположный цикл. Любимейшие игрушки, все, «чем дорожу, чем рискую на свете я», за одну ночь было обсмеяно и задвинуто Мастером вычитания (и прибавления) Курманбеком. Его короткие фразочки из двух-трех-четырех слов, брошенных из состояния «вне ума», как очереди из глиняного пулемета. И ты – тоже вне ума. И глубинный переворот в сознании и осознании…

«Герасим на все согласен…»

Опять все подстроено. Хотели Дома оказаться? Вот он. Получите, распишитесь. И живите в этом, если хватит духу.

Мы путешествовали в основном наружу. Миры, космосы, Бездна… А тут – разворот внутрь себя. И там, в глубине тебя, разверзается такая же Бездна.

Из «мастеров спецэффектов» сделали умиротворенных созерцателей, тихих и наполненных пустотой, как серебристая гладь Иссык-Куля в полнолуние 9 августа.

Такого Папу я еще не видел…

Нет, образцово-показательного, благостного Самдаршика из него все равно не получится, не дождетесь! Даже если его нарядить в белые одежды, то это будут семейные трусы, да еще и драные на самом видном месте. И даже если Папу усадить в кресло, покрытое белоснежной тканью, то в самый торжественный момент он громко пукнет или смачно почешется где-нибудь.

Народ, поди, ожидает животрепещущих описаний, как там было круто. А вот фигушки! Не буду про это. Да, был нестерпимый ослепительный свет. Мелькающие галактики, загранные вибрации, чудовищная Сила, тотальный сход с ума. Спецэффектов – годовая норма!

Но фишка в том, что при внешнем буйстве, в самом безумном танце можно сохранять состояние абсолютного нуля внутри. Вот это было совершенно

ново и неожиданно. И упрочнялось последние два-три дня.

Низкий поклон всем!

Главному режиссеру т. Аll Ахову, замутившему всю эту Игру, великому и великолепному Иссык-Кулю, могучим горам, таинственной Луне, неожиданному Папе, Курманчику – Каракольскому Капитонычу, Мастеру и Чудику, просветленному раздолбаю, серому кардиналу и обломщику. А также Маринке – нашему чудесному организатору семинара и феста, притихшей Ленуське, сестричкам-хомячкам, зажулькавшим все и вся, что подворачивалось под их ласковые лапки, Последнему из могикан-Волку-Алихану-Телекхану – моему папашке-дервишу, едва не свернувшему мне шею от бешеной любви. Траве Иссык-Куля, генерал-лейтенанту Марусичу, голубой бездне, громадному сияющему и крутящемуся колесу Млечного Пути, которое унесло меня (после первого же вечера зикров, пока все обнимались) в нечеловеческую полосу восприятия, минут на 40, с полной потерей Матрицы. Утесу-космодрому, сияющим, как солнца, глазищам всей честной компании на бесшабашных и тончайших дневных танцах в кинотеатре «Колизей». Запаху полыни, зарослям дикой облепихи, многозвездочному курорту «Земля», неутомимому Ильгизарчику и его бубну, диску «Сердечная медитация», чудесной кухне в лагере Генсека, бесстрашной Танюшке Ноунейм (изумительно написала!), очаровательной Томской Троице ведьмочек, Мастеру Лукьянову, задорному зеленоглазому Оксанчику, настоящему одесситу Саньку-Шурику – неуемному богатырю, Арманчику, с его неповторимой уморительной широченной улыбкой просветленного, Карандашику (как прозвали сестрички Самдарши), с его бородой Карла Маркса, белыми одеждами, степенной походкой, скользящими глазками и с озорной улыбочкой ребенка. Тихой Эдельфее, красноягодной эфедре, лестнице в Небо из 371-й ступеньки, тополькам на пляже, что пронзали нас с Папой неистовыми струями своих соков-энергий. Мусорному баку, объятия с которым вызвали у нас сатори. Горной деревушке просветленных, трактору, Фольксвагену-Транс-портеру, эзотерическому коктейлю «бензин-солярка». Несгибаемо-медитативным участникам двухчасового циркового шоу на автозаправке, с детским любопытством заглядывавшим в заглохший двигатель «Фолькса». Еврогостинице в Караколе, тамошнему Эдему с райскими яблочками, магазину детских игрушек, рощице из колючих деревцев, юртам и вкуснейшему каймаку (домашней сметане), белому креслицу Карандашика, на котором мне довелось повосседать в нарушение субординации, Дому, золотому песку Иссык-Куля, Нулю и Тишине, легендарному Трезубцу и костру, снопами вспыхивающему от твоего дикого танца, Юрику – душе компании, Светику, пыльной дороге, арбузикам и торпедам, пиалушкам и орлиному перу из деревяшки, воткнутому Папой сперва в гриву вождя, а потом в свой зад, бесконечной лунной дорожке, Блистающим Мирам и лепешке сухого коровьего навоза, что я преподнес Папе для поклонения на утренней йоге после памятной ночи. Бешено крутящейся «Шестеренке» танцоров, летящих среди без умия, вокруг которой мы с неотразимой «Синей Панамкой» неслись вскачь, спелым абрикосикам, что народ обдирал, стоя на лавочке возле нашего корпуса. Стебу до коликов в животе, сердцу, бездонному и плавящемуся, волнами сладчайшей мучительной боли набухавшему и расширявшемуся в ничто от «Шри Рам Джей Рам» Рассела Пола и его сестренки. Киргизскому горному меду – концентрату праны, грандиозной панораме, снежным шапкам, красноватым скалам, фантастическим закатам, радуге и облакам, заброшенному кинотеатру, кабальеро Максу, эстетке Жанне из Бишкека, Претти Ом, беседке на краю космодрома, «непрошибаемому» Тривику и его ноутбуку, пышным клумбам, жаркому солнцу и ночному холодку, пыльному коврику, комплексу Героя и позе Шивы, Майе – тончайшей пленке восприятия и замершему на целую вечность призрачному окружающему миру во время йоги в кинотеатре, зефиру «Шармэль» и чаю «Лотус Бриз», балкончику на «Утесе» и ароматной сигаретке. Нечеловеческому ночному заговору, пронизывавшему меня дрожащими нитями, что шелестели голосами сестричек в тоннеле торчков, в конце которого светились едва узнаваемые лица и фигуры Соньки и Ольки. Невозможно пламенному, взрывающему пространство-время, звенящему гиперэкстазом гимну «Суб-бан Аллахи-и!!! Альхам Дулилахи-и-и-ии!!!», тихому и глубочайшему танцу под Луной и с Луной, узору из поглаживаний наших десяти рук, растворяющему тело Изильгарчика…

И всем остальным.

Махаббат [1] … З-зар-раза!

Тай

…Вы вернулись… А было ощущение и, наверное, внутренняя готовность, что после Нуля смотаетесь из общего обозрения. Видите, как притихла обожающая публика, почти готовая к расставанию? Ждали. Счастливы опять встретить!

Фея…

Да, Тай права. Спасибо, что вернулись… Мы вас ждали…

Папа

Да уж, Борода здорово набросал августовские тезисы, из которых можно развернуть целую книгу.