Спецназ не сдается
Шрифт:
Повесив ведро с соляром на ручку двери, Сергей взял тело иранца под мышки и спустил в машинное отделение.
Но это полдела. Было бы лучше, если бы навстречу попался офицер. С ним проще, его матрос искать не будет, а в случае с последним — наоборот.
Ухватившись за металлический леер, Перминов качнулся и переворотом оказался на верхней палубе — сразу напротив двери, ведущей в кубрики. Осмотрелся — никого. Поднялся еще выше и нашел вахтенного офицера в полумраке рубки. Он лежал на кушетке и мирно спал. Сергей, зажав ему рот, ударил ножом в печень. Не вынимая его, перенес
Тритоныч сморщился, как от зубной боли. Однако одобрил действия товарища. Только теперь времени для отдыха не было. Им придется по очереди дежурить на толкаче минимум до шести утра. Чтобы привести в действие транспортировщик и вывести его к рейдовому буксировщику, понадобится сорок-пятьдесят минут.
Посовещавшись, товарищи решили не избавляться от тел, а спланировали поджог именно с толкача, с машинного отделения, откуда пламя переметнется на баржу по солярной дорожке, проложенной по деревянной палубе, а через сцепку пойдет по ветоши — и к «пионерскому костру» Андрея Кашинского.
Ночь прошла напряженно и нервно. Как назло, после ноля часов патруль в порту усилился. Кашинскому это не понравилось, и он часто качал головой.
Шесть утра. Не спали сутки. Впереди еще один бессонный день и такая же напряженная ночь. А может, и больше.
Небольшой подрывной заряд весом в триста граммов и с часовым механизмом Перминов заложил под левую машину, освободил моряков от ветоши. Пока комиссия порта будет ломать голову, по какой причине разорвался двигатель, а главное, почему два вахтенных решили его завести, они, дай бог, будут далеко от этих мест. Сильный огонь съест не только тела, но и отдельные части машин и латунный корпус мины.
50
Ровно в шесть тридцать Перминов тронул ПСД с места, подняв со дна тучи ила и мелкого песка. Сейчас он молил бога только об одном: чтобы не пришли до семи пятнадцати (время, на которое был установлен часовой механизм взрывателя) моряки с толкача. Это было равносильно провалу.
Когда над головой нависла тень «Мазендеранского тигра», Сергей опустил носитель точно под ним.
В шесть пятьдесят рейдовый буксировщик закачался — по всей видимости, на борт садился караул; его состав — двадцать шесть человек.
«Ну еще двадцать пять минут, — нервничал Перминов. — Дай, господи, эти двадцать пять минут».
О друге не думал. Словно и не существовало его вовсе. Лишь ночью пару раз пришли мысли о Якове, и то Сергей постарался отогнать их прочь. К тому же всегда в его видениях позади друга он отчетливо видел красивое лицо его жены. "Знаешь, что я подумал, когда впервые увидел тебя? Я подумал: «То, что надо». Неправда. Это сейчас он так сказал бы. А тогда никаких слов не находилось, он просто смотрел и не мог оторвать от нее глаз.
«Еще пятнадцать минут дай!» — требовал Сергей, уже предчувствуя, что удача на его стороне: он только что привел в действие двигатель транспортировщика и пошел под килем рейдовика.
Старпом и второй штурман толкача возвращались на судно, мягко говоря, помятыми. Вчера они подцепили
Поведение девки оказалось отнюдь не легким.
— Вот это компрессия у нее! — от души веселился его товарищ, увидев плоды творения местной шалавы. — А как насчет тяги в другом месте?
— Пошел ты, пошел! — ругался штурман. А еще вчера был так весел и кричал с полубака: «До причала тридцать! Швартовы с правого борта готовы!» Теперь вот с обоих бортов готовы. Ему завтра с невестой встречаться, а тут?.. Заболел, мол?
— А что, — поддержал его беззаботный товарищ, — скажи ей, что привез из Казахстана местную лихорадку. Туземную эболу. Точно.
Штурман глянул на часы: пять минут восьмого. Ступил на трап, и его качнуло. Он перегнулся через поручни, и его вывернуло. К запаху рвоты примешался сильный дух солярки. Такое чувство, что он вчера хлестал ее прямо из бака.
Он позавидовал своему товарищу, который, наверное, дрых в своей каюте или в рубке, куда частенько забирался. Вот у кого ни одного засоса! Если только вахтенный матрос не расстарался.
И все же запах соляра был сильный. Штурман, ступив на палубу, неровной походкой направился к машинному отделению. Глянул под ноги. Что за черт? Палуба блестит так, словно ее надраили... Он нагнулся. Ну точно — солярка. Предчувствуя неладное, он открыл дверь и стал осторожно спускаться в машинное отделение. Старпом крикнул: «Куда ты?» Штурман махнул рукой — пошли за мной.
Еще пять минут... Перминов снова глянул на наручные часы. Он вел транспортировщик механически, словно «присосался» на нем к днищу рейдовика. Скорость — три узла. Вчера была чуть побольше. Но если бы лоцман нарушил инструкции и повел бы толкач с баржой с большей скоростью, итальянский носитель, на максимуме выдающий не больше четырех с половиной (чуть больше восьми километров в час), не успел бы за ним. Собственно, расчет был именно на дисциплинированность лоцмана военного порта, там к лихачеству отношение строгое.
Еще пять минут...
Судя по всему, первый (его еще называли нефтяным) причал остался позади. Сейчас рейдовый буксировщик с караулом на борту должен увеличить ход. И все. Его уже не вернут, даже если прогремит взрыв. А до него осталось три... нет, еще три с половиной минуты.
Штурман поскользнулся на трапе и, съехав вниз на заднице, едва не уперся ногами в станину дизеля. Как ни странно, вид лежащего на полу товарища не возымел нужного эффекта. Первая мысль злорадная: нажрался. Буквально в угар. В машинном отделении дышать было нечем. На полу лужи соляры, вот и шланг подачи топлива порезан — видно с первого взгляда.