Спецоперации Второй мировой
Шрифт:
Он засмеялся, мы обменялись еще парой фраз, затем произошло нечто забавное. Посмотрев на мои руки, которые стали за последние дни весьма грязными, он заметил:
— Думаю, вы с удовольствием привели бы в порядок свои ногти, прежде чем мы пойдем дальше.
— Весьма охотно, — ответил я. — Но с кем я потом должен встретиться?
Взглянув на меня, он произнес с оттенком гордости:
— Вы встретитесь и его превосходительством генерал-фельдмаршалом Роммелем.
Я даже обрадовался, так как это
Мы встали и он подвел меня к двери, через которую мы вошли в прекрасно обставленную большую комнату. Войдя, я сразу же узнал генерал-фельдмаршала, сидевшего за столом в дальнем углу помещения. Мне вспомнилось услышанное от кого-то, что некоторые высокопоставленные особы любят, чтобы входившие проходили к ним через всю комнату, дабы усилить их неуверенность в себе. Но произошло совершенно обратное. Генерал-фельдмаршал встал из-за стола и пошел навстречу мне. Затем мы уселись за столик, стоявший у окон, за которым находились какие-то люди (их имен я уже не помню). Среди них был и переводчик — если не ошибаюсь, капитан Ланг. Естественно, я сделал общий поклон, и генерал-фельдмаршал произнес:
— Садитесь, пожалуйста.
Когда все уселись, Роммель сказал, обращаясь ко мне с серьезным выражением лица:
— Стало быть, вы один из команды гангстеров.
Выпрямившись, я ответил:
— Не знало, что господин генерал-фельдмаршал имеет в виду, так как никаких гангстерских команд у нас нет. Я — представитель спецподразделения, в котором собраны лучшие солдаты мира.
Он взглянул на меня (видимо, ему понравилась моя выдержка) и продолжил:
— Может, вы и не гангстер, но у нас сложилось плохое мнение о таких подразделениях. Они показали себя во многом с отрицательной стороны.
— О подобном я ничего не знаю — совершенно честно — и не могу в такое поверить, — возразил я.
На это мое высказывание он никак не прореагировал, но сказал:
— Вы осознаете, что взяты в плен при необычных обстоятельствах?
— Не думаю, что они были необычными, скорее — неблагоприятными и для нас несчастливыми, — ответил я.
— А вы понимаете, что произвели впечатление диверсанта? Ведь вам известно, как мы поступаем с подобными людьми.
На эти его слова я возразил:
— Если господин генерал-фельдмаршал считает меня диверсантом, меня вряд ли пригласили бы сюда.
Засмеявшись, он произнес:
— Так вы, стало быть, считаете это за приглашение?
— Да, конечно, — сказал я, — и чувствую себя весьма польщенным.
Он опять засмеялся, заулыбались и остальные — атмосфера была непринужденной.
Вдруг он обернулся ко мне и спросил:
— А как дела у моего друга, фельдмаршала Монтгомери?
— Насколько мне известно, у него все хорошо. Сейчас он готовит
— Стало быть, вы считаете, что он планирует вторжение и что англичане, наконец-то, перейдут к боевым действиям? — продолжил Роммель.
— Да, ведь я читал «Таймс» — лучшую газету в мире. Так там обо всем этом сказано, — ответил я.
— Знаете ли вы, что это будет первый случай, когда англичане начнут серьезные боевые действия?
Я был несколько удивлен и спросил:
— А Африка?
— О нет, — ответил он, — в Африке бои были небольшими, и мне пришлось отойти, так как было нарушено снабжение немецких войск.
Тогда я сказал:
— Я, во всяком случае, думаю, что сражения там были упорными, А если англичанам удается находить людей, которые идут за них в бой, то это означает: англичане пользуются уважением других народов.
Он улыбнулся, сохраняя дружелюбное ко мне отношение, и у меня создалось чувство, что этот человек был настоящим солдатом и что солдатское в нем превалировало над всем остальным. Складывающаяся ситуация стала мне даже нравиться. Может быть, мне удастся продлить беседу, если я и сам задам несколько вопросов. И я обратился к переводчику и спросил:
— Как вы думаете, могу ли я задать несколько вопросов — до сих пор спрашивали только меня?
Тот перевел мой вопрос, и Роммель ответил:
— Хорошо, скажите ему, что он может задать свои вопросы.
Я судорожно думал, что бы такое спросить, как вдруг мне в голову пришла мысль, думаю, что правильная, и я сказал:
— Не может ли его превосходительство поведать мне, являются ли военная оккупация и военное правительство идеальной ситуацией для побежденного народа?
Как солдату мой вопрос должен был ему понравиться. Как оказалось, я был прав, поскольку он дал весьма интересное пояснение, считая, что только солдаты в состоянии правильно реагировать на любые изменения обстановки и решать вопросы обеспечения населения водой и продовольствием и гарантировать работу различных служб.
Ответ его был самым настоящим рефератом, интересным и поучительным, из которого я почерпнул много для себя полезного.
Тем не менее, я не смог удержаться, чтобы не заметить:
— Все это хорошо и прекрасно, но ведь нельзя утверждать, что люди действительно находят удовлетворение жить в условиях оккупации и с военным режимом.
На это он ответил:
— Если вы ныне проедете по Франции, то сможете лично убедиться, что французский народ счастлив и доволен своим положением, так как люди знают, что им делать — а это мы им показываем — народ остается народом.
Я рассмеялся и сказал:
— Но я не могу ничего видеть — каждый раз, когда я еду с вашими людьми, мне завязывают глаза, да еще накладывают наручники.