Спецслужбы и войска особого назначения

Кочеткова П. В.

В 1734 году в императорском указе Ушакову, расследовавшему дело смоленского губернатора князя А. А. Черкасского, говорилось: «Оное дело подробно изследовать, которым надлежит, несмотря и не щадя никого, розыскивать, дабы всех причастников того злоумышления и изменческого дела сыскать и до самого кореня достигнуть». В этом указе, как и в самом деле Черкасского, который, как потом выяснилось «вымышлял сам собою один», отчетливо видно желание властей раздуть заговор, связать воедино людей в преступном сообществе злоумышленников и изменников. По тому же сценарию развивалось в 1739–1740 гг. расследование «заговоров» Долгоруких и Артемия Волынского.

Презумпции

невиновности, естественно, не существовало. В конечном счете человек говорил то, что от него требовали следователи, и только немыслимое мужество — выдержать три страшные пытки и не сойти с первоначальных показаний — могло спасти человека. Но это было крайне редко.

(Е. Анисимов. «Должен, где надлежит, донести», или в гостях у Андрея Ивановича // Звезда. — 1992. — № 5–6.)

ЧЕРНАЯ СОТНЯ

В исследовании Рэма Петрова и Андрея Черного хронология взаимодействия черносотенцев и тайной полиции такова.

Весной 1917 года бывший министр юстиции царской России И. Г. Щегловитов, приглашенный в Чрезвычайную следственную комиссию Временного правительства по расследованию деятельности царской администрации (не путать с ВЧК), так объяснил причину появления черносотенных организаций в России: «…Они могут служить опорой».

Опорой кому или чему?

И почему именно они?

С классовых позиций ответить на этот вопрос трудно — черная сотня вербовала своих сторонников в самых различных слоях российского общества — от рабочих до аристократии. Объединяла черносотенцев общая программа: великодержавный шовинизм, поддержка жесткого автократического порядка (неограниченного самодержавия) и яростная, по принципу «цель оправдывает средства», борьба с любыми формами демократического движения в России.

Крестным отцом российского черносотенства можно с уверенностью считать шефа службы политического сыска, директора Департамента полиции, министра внутренних дел России В. К. Плеве. Именно он в начале века приступил к созданию организационных структур черной сотни, подбирая для них кадры, которые впоследствии граф С. Ю. Витте возмущенно называл «подонками общества».

В октябре 1905 года детище главы тайной полиции обретает официальный статус — организован «Союз русского народа». СРН — наиболее могущественная организация, которая в дальнейшем, благодаря поддержке властей, поглотила все мелкие разновидности черносотенных союзов.

В 1908 году из СРН выделился «Союз Михаила Архангела», принципы и нравы которого практически неотличимы от царивших в СРН.

СРН создает на территории страны более девятисот своих отделений. Управляется он Главным Советом, председателем которого стал Александр Дубровин — человек, отныне считавший себя наиглавнейшим представителем интересов русского патриотического движения.

Первый пункт устава СРН так определял основную задачу Союза: «Союз русского народа постановляет себе неуклонною целью развитие национального русского самосознания и прочное объединение русских людей всех сословий и состояний, для общей работы на пользу дорогого нашего Отечества — России единой и неделимой».

К 1905 году кризис имперского самодержавия становится очевиден, в обществе нарастает социальное напряжение. Однако необходимость демократических реформ отрицается черносотенцами. Их точка зрения видна из комментариев к разделам уголовной хроники, публикуемых органом СРН — газетой «Русское Знамя»: «Итого, во славу грабительского кадетского, социал-демократического,

социал-революционного и анархистского движения, называемого на еврейском жаргоне «освободительным», за один день убито 2, ранено 7, всего 9 человек».

По принципу «кто не с нами, тот против нас» в одну кучу валятся все оппоненты — и умеренные либералы, и террористические организации эсеров, хотя в сводке идет речь об обычной уголовщине, лишенной политической окраски.

К моменту выхода такого рода воззваний демократическая общественность уже сполна смогла оценить «миролюбие» черной сотни. Проба сил созданных Департаментом полиции формирований впервые состоялась в 1902 году в Саратове. От саратовской охранки Плеве получил сведения следующего содержания: объединенный комитет эсеров и социал-демократов готовит в городе мирную первомайскую демонстрацию. Принимать участие в ней будет в основном интеллигенция, так что оказать серьезного сопротивления демонстранты, видимо, не смогут. По замыслу полиции, на пути демонстрантов должна была появиться другая демонстрация, состоящая из «русских патриотов». Согласно сценарию, «народ» из этой толпы, оскорбленный в своих лучших чувствах к царю и устоям, должен был потребовать у «оскорбителей святыни» немедленного прекращения демонстрации. В случае невыполнения «требований патриотов» последние силой попытаются прекратить демонстрацию, а полиция затем арестует демократов как зачинщиков драки.

Однако механизм использования сформированного охранкой сброда всех неожиданностей предусмотреть не смог. Набранные впопыхах лабазники, дворники, извозчики, не особо склонные к подчинению полиции и не знавшйе иных, кроме мордобоя, способов воздействия не стали утруждать себя словесными проявлениями верноподданнических чувств, а попросту налетели на демонстрантов с кольями и камнями. Началась свалка.

Впоследствии состоялся суд над несколькими участниками демонстрации из демократического лагеря, а побоище было представлено как сопротивление властям при исполнении служебного долга. Суд, однако, закончился с непредвиденным для полиции результатом — вины в действиях подсудимых усмотрено не было. Дело в том, что к тому времени Плеве еще не включил в структуру созданных им отношений между полицией и черной сотней Министерство юстиции. Впрочем, эту оплошность Плеве быстро исправил — он стал лично следить за подбором судей и прокуроров, занятых в подобных процессах.

Более тщательно был организован кишиневский погром 1903 года. Здесь черносотенцы работали уже с начала и до конца под непосредственным контролем и охраной полиции. И все же, если в саратовском погроме Плеве недоучел принципиальность суда, то в кишиневском — возможности независимой адвокатуры. Сразу же после погрома в Кишинев прибыл присяжный поверенный Н. Д. Соколов, взявший на себя защиту интересов пострадавших. Он провел самостоятельное расследование, опросил десятки свидетелей и собранный 'материал обнародовал в суде. Вывод Соколова: прямой виновник десятков убийств и сотен грабежей — министр внутренних дел России.

Материалы расследования были вскоре опубликованы в США и Европе. После этого случая черносотенцы получают дополнительную работу: «зарвавшиеся» адвокаты подвергались шантажу и избиениям, а их дома — погромам. В худшем случае адвокатов попросту убивали.

Иногда давала сбой и сама система взаимодействия черносотенцев и полиции. В ходе гомельского погрома в 1903 году полицмейстер Раевский оказался единственным стражем общественного порядка, пытавшимся прекратить погром, о чем он красочно рассказал в суде.