Спенсервиль
Шрифт:
Он уселся под ивой, между самыми последними могилами у подножия холма и началом кукурузного поля, и принялся жевать травинку. Солнце стояло уже высоко над головой, но земля была еще сырой и прохладной после ночной грозы. В небе над ним кружились учившиеся летать ястребки, из-под крыши церковной колокольни то выпархивали, то возвращались туда деревенские ласточки. Кит ощутил умиротворение, какого не испытывал уже многие годы; его вдруг до глубины души проняли спокойствие и уединенность родных мест.
Он лег на спину и принялся смотреть сквозь крону вяза в бледное небо. «Да.
Кит доехал до северной оконечности городка и нашел то место, где от шоссейной дороги ответвлялась в сторону Вильямс-стрит. Он принял вбок и остановился, постоял некоторое время в нерешительности, потом свернул на эту окраинную улочку.
Она была застроена внушительного вида домами в викторианском стиле; некоторые из них казались недавно отремонтированными, другие выглядели старыми и обшарпанными. В детстве эта часть городка казалась ему чем-то необыкновенным и замечательным, здесь были такие большие дома, правда, на очень небольших участках – теперь-то он понимал, что эти участки были вовсе не маленькими, – тут росли высоченные деревья, кроны которых летом образовывали нечто вроде темного зеленого тоннеля; ему представлялось странным, что люди могут жить так близко друг к другу, что из окон одного дома было видно, что делается в соседнем, и на него производила огромное впечатление такая роскошь, как стоявшая перед каждым домом пара автомобилей. Но то, что тогда нравилось ему или озадачивало его, теперь, разумеется, уже не способно было ни впечатлять, ни нравиться, ни озадачивать. Ретроспективно детские наивность и удивление казались сейчас почти постыдными; но что же могло бы вырасти из человека, который бы не смотрел в детстве на мир широко раскрытыми глазами?
Улочка выглядела тихой, такой, какой она и должна была быть летним днем в послеполуденное время. Несколько ребят катались на велосипедах, какая-то женщина толкала пред собой детскую коляску, немного дальше по улице прямо посреди дороги остановился автофургон, и водитель болтал с подошедшей к дверце машины женщиной. У всех домов на этой улице устроенное по фасаду парадное крыльцо было раздуто до размера веранды – чисто американское явление, как выяснил за время своих странствий Кит, хотя в самой Америке новые дома уже так не строили. На некоторых верандах играли малыши, на других покачивались в креслах-качалках старики. Киту было приятно, что Энни живет именно на этой улице.
По мере того как он приближался к ее дому, с ним стало твориться что-то странное: сердце его сильно забилось, во рту пересохло. Ее дом стоял по правой стороне, он чуть было не проехал его, но, в последний момент спохватившись, принял к тротуару и остановился. Он заметил, что на ведущей к дому подъездной дорожке стояла довольно потрепанная машина-«универсал» и какой-то пожилой человек направлялся к тыльной части дома, неся с собой лестницу-стремянку. А вот и сама Энни – он успел лишь ухватить ее взглядом в самый последний момент перед
Он отогнал машину немного назад и открыл дверцу, но тут остановился. Что, вот так вот просто взять и предстать перед дверью ее дома? А с другой стороны, почему нет? Что плохого в том, чтобы прийти к ней совершенно открыто? Мысленно рисуя себе их будущую встречу, он совершенно не собирался предварительно звонить ей или подбрасывать какое-нибудь письмо или записку. Ему представлялось особенно важным, чтобы он появился неожиданно, просто позвонил бы в дверь и сказал: «Здравствуй, Энни»; а там уж что будет, то и будет, спонтанно и без всяких репетиций.
Но что, если у нее в доме сейчас кто-то есть? Дети или муж? Почему, бесконечное число раз за все минувшие годы проигрывая в уме эту сцену, он никогда так и не подумал о подобной возможности? По-видимому, воображаемая картина стала в его сознании настолько реальной, что он неосознанно сам отбрасывал все, что могло бы ее нарушить или испортить.
Он захлопнул дверцу и уехал. По дороге назад, на ферму, мысли у него в голове неслись еще быстрее, чем машина. Что с тобой, Лондри?! Соберись, парень.
Он глубоко вздохнул и снизил скорость до положенного предела. Ни к чему с самого начала портить отношения с местными фараонами. При мысли об этом он тут же вспомнил об Эннином муже. Несомненно, подумал Кит, если бы она не была замужем, у него хватило бы духу зайти и поздороваться. Но нельзя подобным образом компрометировать замужнюю женщину. Во всяком случае, в здешних краях такое не принято. И пойти вместе куда-нибудь пообедать или заглянуть после работы вдвоем в бар и выпить что-нибудь в Спенсервиле тоже было не принято.
Так что, может быть, лучше забросить записку ее сестре. Или позвонить ей. Надо полагать, парень, который не терялся в бою или в перестрелке в Восточном Берлине, способен собраться с духом и позвонить женщине, которую он когда-то любил. «Безусловно». Но только через несколько недель, когда сам определишься, не раньше. Заруби это себе на носу.
Он вернулся назад на ферму и провел остаток дня на веранде, в компании двух своих упаковок пива, внимательно разглядывая все проезжавшие мимо машины.
Боб Арлес заправлял машину начальника полиции. Если здесь заправка самообслуживания, это еще не значит, что Клифф Бакстер должен сам заливать в бак бензин. Попутно они болтали.
– Да, шеф, – проговорил Арлес, – сегодня утром тут объявился один любопытный парень.
– У тебя вяленая говядина есть?
– Конечно. Сходите возьмите.
Клифф Бакстер зашел в магазинчик и дотронулся до полей шляпы, приветствуя сидевшую за прилавком миссис Арлес. Та молча смотрела, как он набирал вяленое мясо, печенье с арахисовым маслом, соленые орешки и несколько шоколадок «Херши». Всего долларов на двенадцать, прикинула она.