Сперанский 4. Коалиция
Шрифт:
Хотя проблемы-то и были. Управлять таким агрегатом можно условно. Да, подбавить-убавить горелку, ловить воздушные потоки, которые на высоте могут быть разными — вот основные способы изменить направление полета. Можно еще и пробовать «играть» с горелкой, направляя огонь в разные стороны, чем чуть-чуть, но смещать шар. Так что, думаю, парапланом и то может быть легче управлять, меньше вводных приходится учитывать.
Но могло случиться и так, что воздушный шар потеряет управление, или поймает такой сильный поток ветра, что его отнесет далеко в сторону. Вот тут пиши «пропало». Отряд
Уже с закатом приземлился и шар. Сведения, добытые Егором оказывались весьма интересными, но они подтверждали почти полностью все то, что уже было добыто разведкой. Зря слетали? Отнюдь. У меня появилась очень даже интересная идея. Завиральная, дерзкая, но такая притягательная, аж жуть берет. Был один путь, одна дорога полностью свободна и даже скрыта оврагами и холмами.
— Господин майор, все ли понятно? — спросил я Мишу Контакова.
— Предельно, ваше превосходительство! — отчеканил майор.
— Теперь не по уставному. Миша, ты разделяешь мою авантюру, не считаешь ее таковой? — спросил я, сменив тон на дружеский.
— Как ты сказал? Умирать, так с музыкой! Если удастся, мы герои, нет… Что с мертвых взять! Абы в плену не оказаться. Вот тогда бесчестие и позор. Но дозволит ли Суворов? — ухмыляясь какой-то зловеще фатальной улыбкой отвечал бывший гвардеец.
Рядом стоял войсковой старшина Фрол Филиппович Чернушкин и вот этот казак был более чем задумчив, не разделял воодушевление ни мое, ни Контакова. Фрол лихой казак, что уже продемонстрировал на поле боя. Но тут дело очень серьезное.
— Командующий не дозволит, — сказал Чернушкин, когда десяток всадников, под командованием майора Контакова, уже удалялся.
— Посмотрим, — отвечал я.
Через три часа, уже ближе к полуночи вернулся Контаков. Он привез записку, которую я обязательно сохраню для потомков.
«Сперанский, ты дурак, но дураков любит Фортуна. Не забудь написать завещание. ДА. А погубишь людей, не возвращайся», — вот что написал Суворов.
— Готовим выход с рассветом, — скомандовал я.
*……………*………….*
Дорога Мантуя-Милан
27 июня 1798 года
В рассветом, калмыки повторили тот же самый маневр, что и ранее, когда они были вынуждены покинуть западный берег реки По, будучи не поддержанными пехотными соединениями, или артиллерией.
Но была существенная разница между двумя попытками, так как в этот раз следом за степными воинами, которые прокинули веревки через реку, форсировать водную преграду стали и стрелки. Теперь, с опорой на штуцерников, калмыки могли работать в привычной своей манере. Они атаковали и дважды выводили роты французов на стрелков, разматывая противника.
А когда неприятель стал концентрировать более серьезные силы, переправу начал авангард Петра Ивановича Багратиона. Начиналось принципиальное сражение при Мантуи. Принципиально для меня, переправа случилась именно в том месте, где ранее провалил операцию Беннегсен. Пусть теперь пикируется о своей значимости и величайшем полководческом
Петр Иванович Багратион своей дивизией прикрывал и выход моего небольшого сводного корпуса на прямую дорогу Мантуя-Милан. Была произведена атака на французские силы, под шумок которой мои силы спешно выходили на дорогу на Милан.
Мы гнали. Скорость передвижения была запредельной для этого время. Все были лошадными, или же передвигались в фунгонах. Задача была за полтора дня, лишь с двумя четырехчасовыми отдыхами, добраться до Милана. Сто тридцать километров. Большое расстояние, но вполне преодолимое.
Именно это, выступление на Милан, и было авантюрой. Такой, о которой напишут во всех учебниках истории. И от нас зависит, что именно будет написано: либо эти придурки потеряли берега и посчитали себя самыми умными дерзкими, за что поплатились, либо эти смельчаки сотворили такое, на что способны только герои.
На поверхности все так — безумство. На самом же деле, соваться в Милан — это не такая уж и авантюра. Это мое решение, принятое на основе разведывательных данных, математических расчетов и оценки своих сил, которые уже были опробованы в боях и специальных операциях.
Дело в том, что французы вообще не озаботились тем, чтобы в этом городе, на секундочку в котором проживало более полутора миллиона человек, был внушительный гарнизон. По сути, большому войску идти на Милан было бы сложно, можно сказать невозможно без решения вопроса с Мантуей. Всегда оставался риск удара во фланг, а так же отрезание коммуникаций. Но у меня был принцип, озвученный некогда Александром Македонским: «Все свое ношу с собой». Так что коммуникации мне не отрежут.
Аннета присылала расклады по городам и можно было сказать, что и Милан и Турин можно было брать. И выбор был сделан в польщу Милана только потому, что он ближе, почти вдвое, чем Турин. Мне же нужно было не просто пойти взять город и все, оставаться в там и ждать врага. Мне нужно было посеять панику в стане врага, показать, что Суворов уже тут, но и рассчитывать, что помощь придет. А еще от Милана, через Инсбрук можно прорываться в Баварию, в случае чего негативного. А с Турина идти на Сент-Готар? Нет, увольте.
Две тысячи французских войск были в самом Милане, еще там были семь тысяч республиканских войск, которых считали ненадежными сами республиканцы. Более того, среди этих вооруженных людей даже имелись тенденции скинуть с себя ярмо французов. Об этом говорил мне мой торговый партнер Лучано, а ему я склонен верить. Да и пример Венеции, где республиканцы моментально переобувались, прямо в воздухе, как только я входил в город со своим корпусом, не даст ошибиться.
Дивизионный генерал Александр Бертье шел ва-банк, собирая все боеспособные соединения. Войска Шерера были раздуты так, что теперь Франции, которая еще не пришла в себя после прихода Наполеона, нет возможности быстро реагировать и восполнять потери горе-командующего, ныне плененного и отправленного в Петербург. Вот и оголялись итальянские города, оттуда забиралось большинство гарнизонов, чтобы сейчас французы смогли собрать равноценное русской армии количество войск.