Спираль мысленного потока
Шрифт:
3
– Я дома.
– С возвращением. Нормально добрался? – Анна оторвалась от своей очередной работы и, подбежав к стоящему в дверях Марку, поцеловала его. – У меня тут немного бардак, ты уж извини.
– Да всё в порядке. Не отвлекайся на пустяки.
Небольшая двухкомнатная квартира за несколько лет вложений превратилась из наследства бабушки с кучей шкафов и сервантов во вполне приличное место для обитания двух современных людей. Стены окрашены в бежевых и серых тонах, тут и там стояли то рамы, то картины. Многие из них были в процессе завершения. Плотные шторы закрывали вид на типичный двор многоэтажного дома с кучей машин и небольшой детской площадкой из цветного пластика. Свет был тёплый и приглушённый везде, кроме зала, в котором Анна рисовала.
Она
Марк неспешно переоделся и пошёл на кухню налить немного свежего чая. Вернувшись в родные стены, он дал себе расслабиться и почувствовал лёгкую усталость, быстро смешавшуюся с дремотой. Жена подошла к нему, нежно обняла сзади и проворно выхватила чашку из рук.
– Тоже попью, ты не против? – сказала она, задорно улыбнувшись при этом. Это явно был один из тех редких дней, когда у неё хорошее расположение духа. – Я тут подписалась на одну известную актрису, вот послушай, что она говорит:
«Если представить, что женщина – это красивая машина, со всеми её сложными внутренними механизмами, то кем является мужчина? Он, а точнее его мошонка, всего лишь ключ зажигания. Даже не водитель, как многие горделиво полагают, вовсе нет. Просто ключ зажигания. Вставил, завёл, а дальше про него никто не помнит. Машина едет без него. Естественно, мужчина зол на такое положение вещей, поэтому он и пыжится изо всех сил, показывает свою важность…»
– А кто в итоге управляет автомобилем? Странная метафора, – резко ответил на это заявление Марк, всё ещё пытавшийся прийти в себя после рабочего дня и вечерней прогулки.
– Ты не понял. Речь идёт про роды и про то, что женщина дарит жизнь, естественное движение. А мужчина во всём этом участвует лишь в начале.
– А потом ключ вынимают и машина глохнет. Получается, автомобиль – детище шовинизма? Анна, это, на мой взгляд, нелепое сравнение.
– Ты снова всё перевернул и даже не выслушал меня. Твой цинизм тебя ограничивает, – её лицо исказила гримаса наигранной обиды.
– Да, возможно так и есть. Прости, постараюсь быть для тебя хорошим слушателем. Никак не могу понять всю эту историю про битву полов. Мы же все люди, зачем постоянно гнобим друг друга, тыкаем пальцем в гениталии…
– Это тоже важно для окружающих, Марк. Не все, как ты, способны поглощать одну книгу по философии за другой и размышлять о смерти и метафизике. Жизнь людей тоже бывает интересной.
– Тут ты права. Если бы люди читали больше книг и меньше историй про надутых звёзд эстрады, мир не казался бы таким ужасным местом для кого-то вроде меня, – с лёгкой ухмылкой сказал Марк. – Мне всё равно, Анна. Для меня все равны. И угадай почему? Правильно, потому что все мы смертные.
– С тобой порой просто невозможно поговорить о чём-то несерьёзном. Всё сводишь к поиску смысла.
Они сели за стол и молча пили чай, каждый погрузился в свои мысли. Детство Анны тоже не было идеальным. Её родители развелись, когда она ещё училась в школе, отношения со старшей сестрой стали налаживаться совсем недавно. В отличие от Марка, она пыталась поддерживать адекватный уровень общения с родителями. Её мать всю жизнь посвятила искусству, отец по молодости занимался бизнесом, но с возрастом здоровье уже не позволяло тянуть одновременно агентство и новую семью. Он оказал в своё время на Анну довольно большое влияние, подавлял стремление ребёнка пойти по стопам матери. В то время мало кто верил в возможность жить за счёт творчества – суровый экономический кризис ломал семьи направо и налево. Но она нашла в себе силы пойти против воли отца, всё-таки поступила в институт и окончила его с отличием. Именно в тот период она и познакомилась с Марком, увидела в нём доброту и неравнодушие, полюбила всем сердцем.
Молодожёны редко думают о том, как они будут смотреть на партнёра в браке через пять, десять лет совместной жизни. Поначалу всё кажется таким новым, свежим. Но по прошествии нескольких лет им уже нечем удивлять
– Слушай, может займёмся любовью? У нас уже, кажется, давно не было такого хорошего момента для этого дела, – улыбаясь, спросила Анна.
– Да, пожалуй, время подходящее, – слегка небрежно ответил Марк и улыбнулся.
В постели он любил Анну страстно, отдавая всего себя. Ему хотелось таять в этом ощущении снова и снова, теряться во времени и пространстве. Первобытный танец любви пробуждал желание жить, тепло от прикосновений голого тела будоражило каждую клеточку в организме. Порой он ловил себя на мысли, что ему мало заниматься сексом раз в пару недель, хотелось больше. Можно сказать, он не просто желал чаще забываться в процессе, а буквально требовал этого от себя. Но поскольку воспитание Марк получил довольно строгое, он не мог позволить себе спать с кем-то, кроме своей жены, хотя и знал о том, что так поступают многие мужчины. Мысли о том, как он хочет попробовать что-то ещё, посещали его довольно часто, но попытки осуществить их в реальности он не предпринимал. Поэтому раз в два-три дня мастурбировал, по привычке сбрасывая быстро накапливающееся эмоциональное напряжение.
Делать он это начал, как и многие, в подростковом возрасте, но тогда чувство наслаждения постоянно смешивалось с чувством стыда. Марк часто ощущал себя изгоем в повседневной жизни сначала старших классов, а затем и в университете. Мастурбация была единственным способом хоть как-то снять напряжение от куцего и непонятного общения со сверстниками. Но поскольку обсудить данную тему было не с кем, он часто ругал себя за желание оказаться с женщиной в одной постели. В то время он считал это слабостью, злился от осознания того, что тело диктует ему условия. Нет, он должен быть выше этого, ведь ему не суждено быть искренне любимым. Но даже с ненавистью к себе продолжал онанировать, погружаясь всё глубже и глубже в тёмные уголки интернета. Любопытство, которое он считал своей сильной чертой, вело его по коридорам сексуальных девиаций, постоянно подкидывая что-нибудь новенькое. Само собой, в дальнейшем это повлияло и на его отношение к сексу в целом. Акцент сместился с полноценного полового акта на желание чего-то меньшего, в нём пробудилась любовь к ступням и бёдрам. Он не желал тратить силы на внимание ко всей женщине, её личности. Забитая самооценка не давала подростку осознать важность полноценных отношений, поэтому он разрывался между двумя желаниями. С одной стороны, он страстно хотел пресмыкаться перед женщинами, валяться у них в ногах и просить о любви. С другой – ненавидел их за холодное и расчётливое к нему отношение. Марк не был богатым наследником главы известной корпорации, в нём не было стремления завоёвывать кого-либо, да и одевался по молодости он довольно посредственно.
Некоторые девушки всё же обращали на него внимание, даже предпринимали попытки завязать романтические отношения. Но он, сам того не замечая, был слишком погружен в постоянные мысли о ненависти ко всему живому. Поэтому, когда в редких любовных играх того периода дело доходило до поцелуя или какого-то намёка на возможную близость, он тут же стремился разорвать все связи, поскольку страшно боялся получить то, о чём втайне страстно мечтал. Там, где у одних остаётся ностальгия по первой любви, у других – боль от первой потери. Внутренний разрыв между жаждой человеческого тепла и усиливающейся ненавистью сковывал с годами всё сильнее и сильнее. В итоге Марк превратился в некое подобие зомби, полностью потерял ориентиры в жизни и перед поступлением в университет решил обратиться к психиатру. Оттуда его направили в диспансер, где он провёл два месяца лета, лёжа на больничной койке и рассматривая белый угол потолка палаты. Антидепрессанты не помогали, терапии как таковой в городе тогда не было.