Спираль
Шрифт:
— Кто тот юноша, в чье тело вы соизволите водворить мои душу и интеллект?
За шутливостью этой фразы Зураб Торадзе уловил настороженный серьезный вопрос.
— Молодой человек двадцати трех лет, полный сил. Студент третьего курса заочного отделения физического факультета университета. Крупный, высокий, атлетического сложения. Резкая мужская красота гармонирует со спортивной фигурой.
— Как его фамилия?
— Коринтели. Рамаз Михайлович Коринтели.
— Коринтели! Не придерешься. Фамилия хорошая. Значит, при благоприятном исходе операции я стану
— Да, — тихо подтвердил главный врач, будто не замечая иронии собеседника. — Но это до тех пор, пока мы не откроем нашу тайну.
— Теперь мне хочется вернуться к вопросу, заданному мной в самом начале. Тогда вы не ответили мне, уведя разговор в сторону. На сей раз я жду исчерпывающего ответа.
— Я, видимо, недопонял ваш вопрос. Я ничего не боюсь, проблема пересадки мозга изучена мной всесторонне. Я понимаю, что ее воплощение помимо медицинских проблем сопряжено с морально-психологическими проблемами.
— Совершенно верно. Вы приблизительно поняли мою озабоченность. — Давид Георгадзе замолчал, отдышался и продолжал: — Недавно вы изволили сказать, и я полностью разделяю ваши соображения, что человек есть мозг. Да, мозг, ибо мозг мыслит, мозг определяет интеллектуальную потенцию человека, его характер, стремления, любовь, ненависть и тысячи иных свойств, которые отличают его от животного. Одним словом, мозг — это человек. Каков мозг, таков и человек, и если вы действительно собираетесь пересадить мой мозг в голову молодого человека, то как вы поступите с его мозгом? Видимо, пересадите в мою?
— Да, вы правы.
— Таким образом, не грешим ли мы здесь перед богом? Вы пересаживаете мой мозг в молодое тело, и я, академик Давид Георгадзе, становлюсь двадцатитрехлетним студентом, а с пересадкой его мозга в мое старое, немощное тело он тут же превращается в дряхлого Рамаза Коринтели, которому через три-четыре месяца предстоит покинуть сей мир. Одним словом, ваша операция делает из двух людей одного. Но имеете ли вы, врач, служитель самой гуманной профессии, моральное право на подобную операцию? И есть ли у меня, ученого и общественного деятеля, даже просто человека, право присваивать чужую жизнь?..
Не успел академик высказаться, как на лице Зураба Торадзе появилась улыбка. Он понял, что тревожило старого ученого, и не замедлил с ответом:
— Несколько минут назад я говорил вам, что у меня все учтено и проанализировано. Можете быть спокойны. Два месяца назад Рамаз Коринтели получил неизлечимую травму. Его ударил по голове крюк мостового крана в цехе инструментального завода. Как мы ни старались, какие меры ни предпринимали, вернуть этому молодому человеку сознание мы не смогли. Только после этого я решил пересадить в его здоровое тело ваш здравый мозг, а в ваше хилое, немощное и умирающее тело его парализованный, фактически мертвый мозг. Уважаемый ученый, можете быть спокойны, вы будете правы перед богом, людьми и самим собой.
Зураб Торадзе заранее ликовал. Он понимал, что загнал академика в угол.
Тишина тянулась довольно долго. Главный врач не пытался нарушить ее.
Академик вдруг шевельнулся, перевалился на бок, пытаясь присесть. Торадзе вскочил со стула:
— Осторожней, осторожней, вам нельзя делать резких движений!
— Поверните меня к стене.
Зураб Торадзе бережно просунул руку под спину больного и, приподнимая другой рукой плечо, повернул его к стене. На стул он уже не сел. Он стоял и пристально смотрел на академика. Все было сказано. Сейчас только один вопрос оставался без ответа: согласен Давид Георгадзе на пересадку своего мозга или нет.
Главный врач стоял и раздумывал, задать ему этот вопрос в лоб или поискать окольные пути.
— Допустим, морально мы правы перед юношей, — с расстановкой произнес академик.
— Несомненно! — напрягся Торадзе.
— И будем правы вообще перед богом? Вы верите, что в будущем сильные мира сего не обратят во зло человечеству это величайшее достижение человеческого разума?
— Вы верите в бога? — Главному врачу невольно вспомнился вопрос, который задала ему корреспондентка Агентства новостей около двух с половиной месяцев назад. Жгучее любопытство переполняло его: как знаменитый астрофизик ответит на этот вопрос, насколько различными или сходными окажутся их взгляды.
— В бога? Нет, в бога я не верю. Откровенно говоря, из ученых к богу ближе всего именно физики и астрофизики, а я и тот, и другой. Вам известно, что я астрофизик. В бога я, естественно, не верю, но верю в космические порядок и закономерность, верю в силу природы, в глобальные балансы, созданные ею. Не слишком ли рьяно мы вмешиваемся в дела природы, начиная со всяких грандиозных предприятий и кончая вашей операцией? Не забываем ли, что мы сами дети природы и наша создательница не простит нам чрезмерной дерзости?
— Я не боюсь бога. Дело, представляющее собой торжество человеческого разума и идущее на благо человечества, не должно вызывать страх. Я бьюсь ради прогресса человечества, ради счастья человека. Совесть моя чиста, я уверен в своей правоте!
— Вот и хорошо! Мои вопросы исчерпаны.
— В таком случае у меня есть вопрос! — Главный врач был доволен естественным продолжением беседы.
— Слушаю вас.
— Вы согласны на пересадку мозга?
Молчание.
Врач напряженно ждал. Даже в жужжании аппаратов он отчетливо различал стук собственного сердца.
— Не спешите с ответом, если хотите, подумайте до вечера, в крайнем случае до завтрашнего утра, — время уже не терпит.
— Необходимо ли пересаживать в мою голову его парализованный мозг?
Торадзе остолбенел от изумления. Такого вопроса он не ожидал.
— Необходимо. В противном случае ваше тело умрет в тот же миг. Вы выдающийся и известный человек. Будет назначена правительственная экспертиза. Представляете, какая поднимется буча, когда в вашем черепе не найдут мозга. Простите за грубость и натуралистичность объяснения. Лучше с первых шагов посмотреть в глаза правде.