Список на ликвидацию
Шрифт:
— Я не знал, что вы так серьезно ранены, Блейк.
— Вы не спрашивали.
— «Скорая» будет с минуты на минуту, езжайте с Ньюмэном в больницу; Никто о вас не будет думать хуже.
— Я вам говорила уже, Рейборн: что вы обо мне думаете, меня не интересует.
Вот теперь выражение лица было видно: рассерженное.
— Вам всегда нужно взять верх? Ни на дюйм не уступить?
— Умение уступать в списке ее сильных сторон не числится.
Это сказал из-за спины Рейборна
— Ей проще было бы с людьми ладить, будь она хоть немного уступчивей.
Эдуард кивнул, улыбаясь улыбкой Теда, сдвинув пальцем шляпу со лба на затылок. Ствол «П-90» смотрел в землю.
— Проще. Но будь она уступчивей, сейчас бы орала как недорезанная от боли, вместо того чтобы смотреть в лес, выполняя свою работу.
Рейборн на секунду задумался, потом тряхнул головой.
— Упрямые вы черти — охотники прежних времен.
Я улыбнулась этим словам. Можно подумать, он уже лет двадцать со мной имеет дело, но — да. Я — охотник прежних времен.
Тут мышцы попытались у меня в руке сжаться в кулак и вырваться наружу. От боли бросило в холодный пот.
— Ты побледнела, — сказала Ставрос.
Я кивнула молча — не доверяя собственному голосу.
К нам шли медики со «скорой», Мэтт и Джулия, боком таща носилки через лес. Очевидно, им пришлось нас всех ждать. Я вообще-то думала, что они сменятся или как-то там.
— Лес мы обыскали, их там нет, — сказал Эдуард.
— Скажи своей напарнице, чтобы ехала в больницу, — предложил Рейборн.
Эдуард снова улыбнулся улыбкой Теда и только покачал головой:
— Я отвезу Аниту в любое место, куда она позволит себя отвезти, но вряд ли в этот список войдет больница.
— Бывает упорство, бывает глупое упрямство, — Сказал Рейборн. — Но это твоя напарница.
И он пошел прочь — очевидно, слишком возмущенный нами и не желая торчать здесь и смотреть, кто поехал в больницу, а кто нет.
Ставрос смотрела на меня, уставив ствол в бледнеющее небо.
— Слишком быстрое заживление вызывает боль? Я думала, что если у тебя ликантропия, оно просто заживает, и все.
— Бывает, — ответила я сдавленным от напряжения голосом, — но иногда получается вот так.
— А заживление стоит того, чтобы это терпеть?
— Ага, — кивнула я.
Медики подошли к нам. Мы с Эдуардом проводили Ньюмэна к машине. Эдуард еще поговорил со мной насчет руки и подергивания мышц.
— Если бы ты была человеком, то при таких шрамах я бы забеспокоился начет потери подвижности.
— Мне такое говорили про левую руку и рубцовую ткань на сгибе. Но пока я регулярно работаю с тяжестями, все в порядке.
Он наступил на бревно — не стал перешагивать. Когда
— Этот новый шрам будет длиннее и больше задевает мышц и сухожилий.
— Что ты предлагаешь мне сделать?
— Посмотреть, что могут сделать с этим доктора.
— Медики со «скорой» говорили, что могут разрезать снова и зашить как надо, чтобы не было шрама.
— Если ты это сделаешь, то потом сможешь утолить ardeur, и станет лучше.
Я посмотрела на него недружелюбно.
Мы вышли вслед за носилками на дорогу, и утро вдруг стало светлее — деревья больше свет не загораживали.
— Не люблю швов, сказала я.
Он улыбнулся:
— А кто любит?
— Если я сдамся докторам, ты мне этого никогда не забудешь?
Он еще шире улыбнулся и покачал головой:
— Лучше так, чем если рука потеряет подвижность, и мы оба из-за этого погибнем. — Он перестал улыбаться, глаза стали серьезными. — Я тебя за руку подержу.
— Этого еще не хватало!
Я посмотрела на него сердито.
— Я другим маршалам не предлагаю держаться за руки.
Мы посмотрели друг на друга, и в наших взглядах были все годы, которые мы прикрывали друг другу спину, годы дружбы.
— Спасибо, — кивнула я.
Он улыбнулся, но глаза остались такими же серьезными.
— Всегда пожалуйста, но погоди благодарить, пока перестанешь ругать меня.
— С чего я тебя буду ругать? .
— Быстрое заживление означает, что все лекарства через твой организм пройдут быстрее, чем в норме, так?
Именно в этот момент у меня в руке случился такой спазм, что я чуть не рухнула на колени. Эдуарду пришлось подхватить меня, иначе бы я упала. Когда ко мне вернулся голос, я ответила:
— Ага.
— И такой серьезной раны у тебя не было с тех пор, как заразилась ликантропией.
— Без лечения противоестественными методами — не было.
Я сама слышала в своем голосе придыхание.
— И ты не знаешь, подействуют ли на тебя обезболивающие, или — как у всех ликантропов — слишком быстро выведутся из организма.
Я уставилась на него. Меня уже прошибал пот и на лице появилась бледность. Сильнее мне не побледнеть, не падая в обморок.
— Твою мать! — сказала я.
— Видишь? Я же тебе говорил, что ты будешь ругаться.
Он меня повез во внедорожнике с обожженной кормой. Мы поехали вслед за «скорой» в больницу, где нам предстояло выяснить, действуют ли на меня обезболивающие. Я была почти уверена, что нет.
Мать, и еще раз мать!..
Глава 24