Сплетая жизнь
Шрифт:
— Судя по всему, рассчитывали. Не привыкли, когда что-то получается не по- вашему желанию?
Я ожидала, что ее величество плюнет на свое неземное происхождение и не досягаемость положения и пусть соврет, но пообещает мне все звезды этого мира. Ну ладно, я не привередлива, пусть будет хоть одна звезда, но самая-самая, чтобы не нервничала. Только я по неопытности своей не подумала, что монархи самые счастливые люди на свете: им нет смысла опускаться до простых смертных и искать себе оправдания. Сделали и сделали, вот им так захотелось. А может и не им совсем, а мизинцу левой ступни,
Демонстративно оценив идеальный маникюр, королева с улыбкой хищника припечатала:
— А у меня все получается именно так, как я того хочу и сейчас не исключение. Как понимаешь, я использую для этого все возможные способы. И тебе советую.
Лицемерная коронованная сволочь. Старясь, чтобы ее величество не прочитала в моих глазах все, что о ней думаю, чтобы не оказаться в подвалах дворца, я спокойно проговорила:
— Если я и решусь на все возможные способы, то только не ради спасения собственной шкуры. Для этого должен быть более глобальный повод.
— А спасение единственного сына — это не глобальный повод? — чуть прищурившись, невозмутимо поинтересовалась Виктория и не дожидаясь ответа, стукнула ладошкой по подлокотнику, — всю свою жизнь я только и слышу никому не нужные рассуждения о морали. Что можно, что нельзя! Раньше я вынуждена была придерживаться этих рамок… И вот что я тебе скажу, девочка…
Не знаю, чем, но я ее задела, то было видно невооруженным глазом. Иначе зачем ей пытаться что-то мне объяснить или доказать? Только если через это она ищет подтверждение собственным мыслям.
— Я дождалась того момента, когда имею право на все. Оставь свои принципиальные взгляды для таких же, как сама и не путай свой мирок и королевское право! Захочу и ты с друзьями окажешься на другом краю земли, защищая интересы моего королевства. Захочу, сгниете в тюрьме, и никто о вас даже не вспомнит. Благодари небо, что я обратила на тебя внимание и признала твой талант и умения. На этом все!
Она проворно, совсем по-змеиному выскользнула из кресла и проходя мимо меня, шепнула:
— В этом мире никому нельзя доверять и идти на поводу наивности. Сначала оплата — потом дело. Надеюсь, это будет тебе уроком… Ты мне понравилась и, если я в тебе не ошиблась, быстро оправишься и станешь умней. А об Ассоциации забудь, Инквизиция никогда не даст разрешение на то, что ты делаешь.
Я заставила себя отвернутся и не смотреть на то, как она уходит, специально виляя задом, чтобы спровоцировать меня на вспышку гнева и получить моральный повод на самом деле кинуть нас всех в казематы. Нет ж, такого удовольствия я ни ей, никому еще не доставлю. Но и спускать на тормозах подобное я просто не могла. Мне казалось что-то у нас общество прогнило настолько, что пробы ставить не где, а оказалось все совсем наоборот. В моем доме хотя бы прикрываются культом заботы о здоровье и жизни человека.
Плохо видя, что передо мной, я добралась до кровати
За спиной бесшумно открылась дверь и оба врачевателя, стараясь не шуметь, но и не красться, прошли в зал. Один из них неуверенно кашлянул, будто не знал как себя вести и что говорить, хотя еще недавно вел себя весьма уверенно.
— Ярослава… Так получилось, что мы в курсе произошедшего…
Какой позор, не хватало чтобы в меня еще и пальцем тыкали и шушукались за спиной! Поправив принцу одеяло, я процедила:
— Не думала, что ее величество любит обсуждать свои дела со всем окружением.
— Нет, вы не так поняли, — поспешно поправился мужчина и махнув коллеге, чтобы не вмешивался, шагнул ко мне, — она просто показывала собранные о ваших исследования документы и спрашивала, что мы думаем по этому поводу. Кроме нас больше никто про это не знает и… Знаете, спасибо.
Слышать это ярых скептиков, уверенных только в собственной правоте, было не только забавно, но и неожиданно. Не поверив своим ушам с первого раза, я обернулась к говорившему и подозрительно уточнила:
— Что вы сказали?
Врачеватель стушевался, видимо не привык признавать свои ошибки и беспомощно оглянулся на коллегу. Тот был все-таки немного помоложе, поэтому не так подвержен одной модели и видимо в глубине души еще жаждал чего-то нового и эффективного. Старясь казаться непререкаемым авторитетом в своем деле, мужчина, чем-то напоминающий мне испанца, пробормотал свысока:
— Вы, юная леди, сумели удивить, что положительно сказалось на впечатлении о ваших, прямо скажем, не стандартных изысканиях… И мы хотели сказать, что если бы Ассоциация на самом деле созывала конференцию о принятии новых методов лечения, с целью надавить на Инквизицию…
Он замолчал, с видимым трудом подбирая слова и никак не мог решиться произнести то, что думал. Мне же было чертовски важно услышать мнение этих непробиваемых врачевателей. Я чувствовала, что еще немного и решусь на самый сумасшедший, но очень важный шаг в моей жизни. Мне нужен был толчок и не поглаживание по спине и создание райских условий для работы, а пинок, желательно с размаху.
— То? Чтобы было на этой конференции?
— Мы бы поддержали ваши сумасшедшие идеи, — заявили они в один голос и тут же отвели взгляд, — но ее величество никогда не отдаст им документы…
— Она их вообще никому не отдаст, — проговорила я с отчаянно бьющемся сердцем, понимая, что после моих слов дороги назад не будет, — потому что в первую очередь это ударит по ней… Инквизиция может спокойно обвинить ее высокородную особу в пособничестве некромантам и запереть в подземелье так же легко, как и меня… Но…
— Госпожа, я бы на вашем месте даже думать об этом не рисковал, — смертельно побелев, заявил «испанец».
— О чем? — с невинным видом уточнила я, наступая на мужчин с недвусмысленными намерениями подавить своей решительностью, — о том, что вы как врачеватели должны в первую очередь думать о спасении жизни своих больных? Или не должны?