Сплошной разврат
Шрифт:
Следовательно, мне желательно было появиться там пораньше и понаблюдать за сотрудниками в отсутствие начальства.
Фонд «Наша демократия» занимал чудный двухэтажный особнячок в центре Москвы. От улицы его отгораживал высокий забор из чугунного литья, а также пышный палисадник из лип, каштанов и кленов. Для того чтобы прикоснуться к истинной демократии, требовалось пройти три кордона: охранников у ворот, охранников при входе в особняк и девушки за стеклянной стеной на первом этаже перед лестницей. Меня пропустили,
— Зачем вы к нам? — не столько спросила, сколько обвинила она меня.
— По личному приглашению вашего президента, — мило улыбнулась я. — Он просто умолял меня прийти. Но если вы против…
— Я не против и не за, — мрачно ответила она. — Я просто спрашиваю. Таков порядок.
В коридоре первого этажа царило нездоровое оживление. В обоих направлениях сновали люди с папками в руках, и, хотя их концентрация примерно втрое превышала норму, они ухитрялись не сталкиваться лбами и не наступать друг другу на ноги. Большинство из них проносились из конца в конец молча, издавая только сосредоточенное сопение, но некоторые обменивались загадочными репликами:
— Планшет у тебя?
— Уже сдал в эксплуатацию.
— Не рано? Часа бы три подождать.
— Нет, Пищагин прогнал через селектор, так что нормально.
Меня поразило, что все мужчины были одеты в одинаковые костюмы. Или почти одинаковые. Двери кабинетов были плотно закрыты, и оттуда не просачивалось ни звука. В конце коридора я обнаружила место для курения и пристроилась там в надежде, что кто-нибудь из аборигенов туда заглянет и я смогу послушать местные разговоры. Только через двадцать минут две девушки модельного вида, то есть обе — под два метра ростом, почти нулевого веса и без каких бы то ни было признаков груди и ягодиц, зашли в закуток и закурили.
— Он свихнулся, — сказала одна.
— А что я тебе говорила! — вздохнула другая. — Я ничуть не удивлена.
— Но… три презентации подряд! Такого еще не было.
— Так и ситуация другая.
Они скорбно замолчали. Я тихо кашлянула в надежде привлечь их внимание, но они даже не шелохнулись.
— Простите, — обратилась я к одной из моделей. — Меня пригласили сюда на работу, но я забыла, в какой кабинет мне обращаться. Вы мне не поможете?
— Пригласили? — Девушки вытаращились на меня гак, как будто я только что исполнила танец с саблями. — Вы уверены? А кто?
— В том-то и дело, что я потеряла листочек с фамилиями. — Я изо всех сил изображала несчастную овцу. — А договаривался о трудоустройстве мой папа. С каким-то своим другом.
— А-а! — Одна из девиц понятливо кивнула. — Тогда понятно. А кем вас брали? Секретарем? Референтом? Лицом?
Про то, что на свете существует должность «лицо», я услышала впервые и не
— Не знаю, — чуть не плача ответила я. — Сегодня как раз должно было выясниться.
— Хорошо, — вторая девушка успокаивающе похлопала меня по плечу. — Разберемся, не волнуйтесь. Вы что умеете?
— Я знаю английский, — начала я. В ответ обе дружно расхохотались.
— А умеете вы что? — отсмеявшись, спросила первая.
— По образованию я журналист, — промямлила я.
— Может, в пропаганду? Или к райтерам?
— Вот-вот-вот, — обрадовалась я, — кажется, я слышала такое слово.
— Райтеры? — Девушка пожала плечами. — Не советую. Работа собачья, нагрузки сумасшедшие, сплошные нервы, деньги маленькие. Будет возможность выбирать — идите в пропаганду.
— А чем там лучше?
— Там нет обязательных норм, — пояснила другая. — Якобы там креатив. Соответственно, спокойнее и свободнее. Плюс проценты от идеи.
Они окинули меня скептическими взглядами:
— Вас это вряд ли касается, на идеи сразу не сажают.
На этой жизнеутверждающей ноте девушки погасили бычки и удалились, томно покачивая своими длинными худыми телами.
Вскоре в курилке появились двое мужчин — высокий толстый и маленький худой. Я исполнила тот же жалостливый номер с потерей бумажки и с папой-благодетелем.
— А папе позвонить нельзя? — спросил толстый.
— Папа на переговорах и выключил мобильный, — пояснила я.
— Боюсь, методом тыка у нас ничего не получится, — усомнился маленький. — У нас четырнадцать отделов, восемь групп и два сектора. Поди угадай.
— А с гуманитарным образованием… — подсказала я.
— Голубушка, у нас здесь физиков-теоретиков сроду не водилось, — хмыкнул худой. — Хотите, спросим у Марины, секретарши нашего президента. Если на вас уже есть приказ, то она знает. Пойдемте, я вас провожу.
— Приказа не должно быть, — ныла я по дороге к Марине. — Без собеседования, не видя человека, вряд ли…
Приемная Трошкина находилась на втором этаже, по центру. Там оказался еще один пропускной пункт с охранником, и, только миновав его, мы смогли приблизиться к Марине.
— Вот, нашли девушку внизу, — сообщил худой. — Глянь, Маришек, нигде она не числится? Говорит, что ее берут к нам на работу.
Марина окинула меня ледяным взглядом, выдержала солидную паузу, во время которой у меня внутри все сжалось, и наконец неприязненно спросила:
— Как ваша фамилия?
— Митина.
И тут произошло нечто удивительное. Марина перестала быть собой, а превратилась в нечто очень странное. Точнее, с ней случился форменный припадок. Она вскочила, прижала руки к груди, расцвела так, что улыбка существенно вылезла за пределы ее лица, и во весь голос запричитала: