Сплюшка или Белоснежка для Ганнибала Лектора
Шрифт:
— Кто врёт?
— Да понимаешь… — соседка как-то сразу стушевалась и замялась, явно не зная, как объяснить. Вздохнула глубоко, выдохнула и как на духу выдала. — Короче. Слухи по дому ходят, что ты сама алкоголичка запойная, нигде не работаешь, только по ночам где-то шляешься. А дети — все наркоманы конченные, сплошь и рядом. Менты вас крышуют, а в органах опеки у вас куплено всё давно. И вообще, Гордона на вас нет. Ну того, из «Мужского/Женского»…
Выдав такую ошеломляющую и потрясающую новость, Танька смущённо замолчала, опустив взгляд и принявшись теребить рукава любимого красного свитера. Ну а я…
А что я? Я минут пять, наверное, пыталась переварить полученную информацию.
Видимо, именно поэтому кое-как проснувшийся мозг тут же переключился на мысли о том, с кем из благообразных старушек, заседающих на детской площадке во дворе, я на этот раз забыла поздороваться. Не то, чтобы данный факт имел какое-то принципиальное значение, но другой причины для таких волнений в массах я не находила.
Во всяком случае, объективной.
— Та-а-ань, — протянула я растерянно, окончательно запутавшись в собственных измышлениях. И мельком глянув на часы, попросила. — А поподробнее?
Танька на это только вздохнула, смущённо подёргав себя за кончик шикарной косы. Но глянув на меня из-под чёлки, всё-таки рассказала историю куда подробнее. В красках, так сказать, лицах и местоимениях.
Ну что могу сказать? Я думала, что у меня скучная, ничем не примечательная жизнь и вполне себе нормальные, дружеские отношения с соседями. Зря я так думала. Очень зря. Жизнь у меня играет всеми криминальными красками, оказывается. А соседи, втихаря, устроили тотализатор. И теперь весь дом гадает, когда же меня всё-таки загребут доблестные стражи правопорядка, вскроются махинации участкового, проклятого оборотня в погонах, а детишек отдадут в заботливые руки государства. Чтоб не повадно мне было детский труд эксплуатировать, права бедных мальчишек нарушать и…
Что именно «и» имело больше десяти пунктов, где самым невинным было тунеядство. Правда, наказание за него отменили где-то ещё до моего рождения. Впрочем, на ситуацию в целом это никак не влияло, да. Даже если отбросить в сторону «тунеядство», по мне, как оказалось, всё равно рыдает целый гербарий из статей всех кодексов Российской Федерации. И весь цвет общества в нашем доме дюже сильно страдает, что в стране введён мораторий на смертную казнь… А то бы они ух, разгулялись! И справедливость бы, собака серая, восторжествовала же, ну!
Вот такие у меня, «добрые» соседи. Вот просто можно ж добрее. Но, по-моему, уже просто некуда!
— Мда… — мне на это даже возразить особо нечего было. Мозг впал в ступор от таких известий и выходить оттуда пока не собирался. Всё, на что меня хватило, это только задумчиво присвистнуть, почесав затылок. — Как много я про себя не знаю-то, оказывается…
— Ну… — Танька тихо хохотнула, спрятав озябшие пальцы в рукава. — Я у них вообще подпольный спекулянт, так что в принципе не удивительно. Я ж с ними даже говорить пыталась, доказывать. А мне пальцем у виска покрутили, в сговоре с тобой обвинили, заявив, что я дальше своего носа нифига не вижу! Ну да, конечно. Пять лет в СРЦ на должности зама стационара и детей из неблагополучных семей в глаза не видела, ага. Действительно, о чём это я?
И столько иронии было в этом вопросе, что я не выдержала и рассмеялась. А соседка ещё и руку прижала к широкой груди, трагично вздохнув и своим печальным лицом напугав случайно вышедшего из лифта мужичка так, что тот предпочёл
— Боже… — я простонала, согнувшись пополам и вытирая выступившие на глазах слёзы. И глубоко вздохнув, посетовала. — Я ж всего лишь с одной бабушкой не поздоровалась… Дальше-то что будет?
— Обвинение в сатанизме, сглазе, порче и сектантстве, — с самым серьёзным выражением лица ответила Танюха. И сделала большие, страшные глаза, вызвав новый приступ смеха. Хихикнув, она хлопнула меня по плечу и кивнула на двери своей квартиры. — Пошли. У меня есть булочки с корицей… И я должна тебе кофе. Большой, крепкий кофе в качестве моральной компенсации.
— Кофе? — заинтересованно покосилась на часы, попутно предвкушая этот обжигающий, сладко-пряный и откровенно офигенно сваренный напиток. Нечета той бурде, что выдают за кофе в нашем студенческом буфете. Густой, насыщенный и идеально чёрный, как моя душа. Ну или душа моего преподавателя по праву, чтоб ему собственным ядом подавиться!
Мысль скакнула в сторону, сбившись с кофе на учёбу. И панически забилась птицей пойманной в силки. Право. Право… Право! Первые две пары! Ярмолин! Твою ж бога душу мать!
— Танюх, в другой раз! — резко сбледнув с лица, я сглотнула и криво улыбнувшись, рванула вниз по лестнице. Под понимающим взглядом соседки, прекрасно знавшей историю коротких, но впечатляющих по своей разрушительности отношений между мной и этим невыносимым, хотя и жутко красивым блондином.
От последней мысли я чуть не запнулась и не полетела кубарем вниз со ступеней. И предпочла её не развивать, от греха, так сказать, подальше!
Из подъезда я вылетела как баньши: волосы развеваются на ветру, глаза горят лихорадочным огнём, а лицо такое, что ротвейлер из двадцать третьей квартиры, поселившийся на ПМЖ у подъезда, предпочёл сжаться в комок и не отсвечивать. Я его, правда, даже не заметила, оглянувшись по сторонам и тут же помчавшись в сторону автобусной остановки. Где как раз собиралась отъезжать моя любимая ярко-жёлтая газель, курсировавшая по маршруту номер восемьдесят два. И проезжавшая тут исключительно раз в час, если не реже!
— Эй, подождите меня! — подпрыгнув на месте, я отчаянно замахала рукой, лавируя между немногочисленными прохожими. Те шарахались в сторону и бурчали что-то себе под нос. На что я благополучно не обращала внимания, запрыгивая в маршрутку и облегчённо переводя дух, усевшись на свободное место.
Чем чёрт не шутит, авось мне повезет, и никто не заметит моего отсутствия?
Эта мысль грела и обнадёживала весь путь до универа, занявший рекордные десять минут, супротив привычных сорока. И я даже не особо шипела, когда грузная мадам, за каким-то чёртом забравшаяся на заднее сиденье газели, со всей своей массы прошлась по моим бедным светлым кедам, раз и навсегда испортив и их цвет, и моё настроение. Но прикусив язык, я притворилась спящей, одним глазом поглядывая в окно.
Пропустить собственную остановку не хотелось, совершенно.
Эта же мысль поддерживала, пока я пробивалась сквозь толпу скучающих и слишком шумных студиозов, успешно прогуливавших пары или просто приехавших раньше времени. Она же не отпускала, пока я ужом, как можно незаметнее проскользнула в нужную аудиторию, радуясь отсутствию преподавателя за его рабочим столом.
Правда, зря. Это явственно показал ехидный и насмешливый голос, задумчиво протянувший:
— Ну надо же… Я рад, что вы всё-таки почтили своим присутствием нашу скромную аудиторию, Снегирёва. Ну что же вы так смущаетесь? Проходите, Снегирёва, проходите. Ваша любимая первая парта заждалась! Я даже занятия без вас решил не начинать, так соскучился!