Спокойно, Маша, я Дубровский!
Шрифт:
– Дюха, ты куда? – удивился он. – Уже побеседовали? Надо же, а бабку нашу тут целый час мариновали!
За моей спиной в кабинете раздался тихий хлопок – то ли заторможенный следователь Красиков подобрал отпавшую челюсть, то ли шлепнул себя по намечающейся лысине.
– Одну минуточку, девушка! – услышала я. – Насчет бабки... Так вы внучка?
– А кто ж еще? – огрызнулась я. – Репка, что ли?
– Тогда попрошу присесть! – мягкий голос Ивана Ивановича неприятно одеревенел.
Я беспомощно взглянула на Зяму. Он развел
– Посадил мент внучку! – и некультурно захлопнул дверь кабинета.
Делать было нечего, я нехотя развернулась, проследовала к указанному мне стулу и присела. В чем я провинилась и чего от меня хочет следователь, было непонятно, но на всякий случай я решила подстраховаться и заранее обеспечить себе какую-то защиту. И с этой целью в первую же свою фразу непринужденно ввернула звучное имя проверенного милицейского товарища:
– Итак, я Индия Борисовна, пока что Кузнецова, но скоро буду Кулебякина. А вы, случайно, не знакомы с капитаном Денисом Кулебякиным, ведущим экспертом-криминалистом ГУВД края и моим будущим мужем?
Я от души надеялась, что наш разговор не записывается. Капитан Кулебякин, попади ему в руки такая улика, как мое чистосердечное признание его своим будущим мужем, немедленно организует пожизненное заключение в своих объятиях!
– Кулебякин? Наслышан, – ответил следователь и, как я и ожидала, подобрел.
Во всяком случае, вопрос его показался мне совершенно невинным:
– Вы каким троллейбусом на работу добираетесь, Индия?
– Девяткой, а что? – ответила я, откровенно недоумевая, каким боком касаются следователя мои транспортные проблемы?
– Девяткой, – повторил Иван Иванович, а потом записал эту бесценную информацию на бумажке. – И этот снимок вы в девятке сделали?
На краешек стола, у которого я притулилась, как скромная сиротинушка, легла свежая фотография фрагмента пластикового потолка с отчетливо видимой надписью: «Хочешь стать богатой – 2486!»
– Вы сделали фотку с моего мобильника? Ух, ты! Здорово получилось! – восхитилась я. – А свинюшек не распечатали? У меня там в «Моих картинках» такие поросятки сфотканы славные, просто душечки, они та-ак нежно целуются!
Тут я по выражению лица следователя поняла, что поросячья эротика его не очень интересует, во всяком случае, в данный момент, и потому вернулась от аморального свинства к вполне нравственной теме троллейбусной каллиграфии:
– Вы ищете тот расписанный троллейбус?
– Мы ищем того, кто его расписал.
– А зачем?
Этот простой и естественный вопрос Ивана Ивановича почему-то затруднил.
– Ну... Должны же мы кого-то искать! – подумав, несколько неуверенно сказал он.
– Логично! – горячо одобрила я. – Милиция всегда кого-то ищет!
Некоторое время мы с товарищем Красиковым преувеличенно доброжелательно смотрели друг на друга. Мое терпение иссякло быстрее, а с ним испарились и хорошие манеры.
–
Дело оказалось серьезное, серьезнее некуда, – об убийстве! Ахая и охая, я выслушала скупой рассказ Ивана Ивановича о том, как наша бабуля с Раисой Павловной искали в лесочке встречи с автором троллейбусного послания, а нашли мертвую женщину.
– Кто она? Я ее знаю? – спросила я.
– Было бы здорово, – сказал следователь и тихо вздохнул. – Боюсь, узнать, кто она такая, будет очень непросто. Вся надежда только на вашего будущего мужа и его коллег-экспертов.
О работе Дениса Кулебякина и его коллег-экспертов я знаю главным образом из детективных романов и бульварных газет, которые неутомимо муссируют подробности жутких преступлений и кошмарных ЧП. Я с дрожью вспомнила пугающие сюжеты и по возможности осторожно сформулировала вопрос:
– Видимо, в лесополосе нашли не все? Не целое тело, я имею в виду?
– Нет, тело-то нашли все, но вместе с ним нашли еще два центнера застывшего цемента, – скучно ответил следователь. – И тело неизвестной женщины нашлось как раз внутри глыбы, снаружи остались только фрагменты.
– А...
Я открыла рот и замолчала. Это что же такое должно было остаться снаружи, чтобы стало ясно, что внутри мертвая женщина?! Спросить я постеснялась, но многоопытный следователь угадал не прозвучавший вопрос и любезно ответил:
– С одной стороны глыбы торчали пальцы ног со свежим педикюром, с другой – крашеный локон.
– Уже кое-что! – приободрилась я. – По лаку и краске есть мизерный шанс выйти на педикюршу и парикмахершу! Какого цвета локон?
– В природе такой бывает только у тигров.
– Что?!
Я снова потеряла дар речи. Слова «тигровый локон» и «парикмахерша» соединились в моем сознании так естественно, что я зримо увидела недавнюю картину: вот Зяма с гвоздичками наперевес стоит у гроба, а рядом с ним нервно переминается и что-то таинственно шепчет тощенькая дамочка с волосами, затейливо и сложно окрашенными «под тигра». Как это называл мой брат-дизайнер? «Колорирование в стиле „энимал“! Мгновенное озарение оформилось в страшное подозрение: да уж не парикмахершу ли Сигуркину нашли в лесополосе?
«Погоди, не горячись! – окоротил меня мой внутренний голос. – Мало ли на свете баб с крашеными волосами?»
«С такими – мало!» – уверенно ответила я, конечно, мысленно: привлекать к обсуждению темы следователя Красикова мне по некоторым причинам совсем не хотелось.
Дальнейшее наше общение с Иваном Ивановичем прошло сумбурно и при минимальном моем участии. Он еще что-то спрашивал, я односложно отвечала, потом подписала какую-то бумажку, попрощалась, вышла за дверь – и все это на автопилоте. Только на крыльце райотдела, увидев неподалеку Зяму, восседающего на своем скутере в гордой позе легенды Дикого Запада – ковбоя Буффало Билла, я обрела своеобычную живость.