Спокойных не будет

Андреев Александр Дмитриевич

— Почему?

— Какой-то он странный, не такой, как все. И вел себя странно: взял меня за подбородок, вскинул мне лицо, подмигнул и засмеялся: как живешь, ребенок, спросил. А я даже ответить ничего не смогла, дурочка, забоялась.

У Елены дрогнули губы от сдержанной улыбки.

— Он такой... Ничего страшного...

— А зачем вы ему нужны?

— Не знаю,— уклончиво ответила Елена.—Мы ведь учились вместе... Но ты ему, должно быть, понравилась, если он так внимателен был к тебе.

Катя зарделась,

смущенно прикрыла оголенные плечи ладонями.

— Вот еще!.. К нему и подойти-то боязно!..

— Довольно секретничать! — крикнул Петр,— Умираю — есть хочу! Окружайте стол!..

Из торопливого разговора Кати с Еленой я уловил, что здесь находился Аркадий Растворов, что прибыл он сюда со студентами и явно неспроста, надо было предупредить о нем Петра, но решил, что это должна сделать сама Елена. Она вела себя так, будто ничего не случилось, хозяйничала у стола, ее густые волосы цвета песка, прокаленного солнцем, искрились, пылали, попадая в закатный луч, упруго бьющий в окошко.

Через минуту мы сидели за столом и шумно беседовали, перемешивая серьезное со смешным. Катя заботливо спросила у Анки, понравились ли ей бульон и пирожки.

— Завтра придумаю что-нибудь повкуснее.

— Не надо, Катя! — У Анки выступили слезы, и глаза от этого казались выпуклыми и яркими.— Ничего в рот не идет. Тошно мне. Одной тошно! Работать хочу.

— Никуда ты не пойдешь,— хмуро сказал Трифон.— Еще наработаешься!.. Выйдешь, силенки надорвешь и опять сляжешь.

— Подожди, Трифон.— Петр мягко положил руку Анке на плечо.— Что сказал врач?

— Ну, слабая я еще. Я и сама чувствую, что слабая. Но, сидя дома, я не поправляюсь, это я знаю.

— Поменьше ходи на могилу,— проворчал Трифон.— Старухой приходишь назад.

— А чем бы ты хотела заняться, Анюточка? — спросил Петр.

— Все равно чем. Только бы не сидеть одной! В изыскательскую партию записалась бы, к геологам. Они скважины на реке бурят, видели вышки на Ангаре? Там я скорее поправлюсь: и дело, и люди, и воздух чистый...

— От себя не отпущу,— сказал Трифон.— Особенно сейчас...

— Недельку посиди дома, а потом решим, что тебе лучше делать,— пообещал Петр.— Ладно?

— Ладно,— согласилась Анка, опустив голову.

Леня Аксенов крепко привязался ко мне — как младший братишка. Я знал: придя домой и не найдя меня, он обязательно пустится на розыски. И конечно, явится сюда. И не ошибся. В сумерки, когда в комнате зажегся свет, Леня, постучав, вошел к нам. Испытал секундное замешательство, но тут же, приняв свой обычный независимый вид, воскликнул негромко:

— О, какое общество! Извините, Елена, что без приглашения: ищу товарища Токарева.

— Чего тебе? — спросил я.

— Возникло неожиданное желание узнать, мой бригадир, чем будем заниматься с утра?

— Тем же, чем и сегодня.

— Ответ исчерпывающе

ясен... — Леня в неловкости потоптался у порога, уходить ему не хотелось.— Как скоро вас ждать домой?

Елена подошла к нему, взяла под руку.

— Проходи, Леня.

— Не помешаю?

— Нисколько.

Я сказал ему:

— Познакомься: Женя, моя жена.

Леня на мгновение онемел от неожиданности, но тут же пришел в себя.

— Я был убежден, что у нашего бригадира жена должна быть женщиной красивой. Но чтобы она была такой очаровательной, не ожидал, признаюсь,— Он легко, даже с изяществом поднес ее руку к губам и шаркнул подошвой.— Сразу видно: женщина последней столичной моды...

Трифон не сдержался:

— Как режет, подлец, глядите на него! Между прочим, он, как и ты, Женька, из генеральской семьи. И живет на Малой Бронной.

— В доме с колоннами? — живо спросила Женя.

— Нет.— Леня Аксенов помедлил.— Несколько в стороне от него...

— Иди сюда.— Петр усадил его рядом с собой.— Посуды больше нет. Будем есть из одной тарелки.

— Благодарю за честь.— Он примял вихор на макушке, чуть вскинул голову, взглянув на Женю.— Как Москва, живет, шумит, строится, летит на всех парах к прогрессу? Торжественно встречает отважных покорителей космоса?

— Живет,— отозвалась Женя с улыбкой.— Встречает.

— Мы тоже, как вы уже заметили, строимся и стремимся к прогрессу. У нас со столицей одни и те же цели. Только мы начинаем движение к ним на пять часов раньше. А в остальном разницы никакой...

Трифон Будорагин с любовной проникновенностью в голосе сказал:

— Хороший ты парень, Леня, и работать умеешь..,

— Благодарю за похвалу.

— Погоди благодарить... Но если тебя не остановить, когда разговоришься, сам остановиться ты не догадаешься.

— Это я от восторга, честное слово! — Лицо Лени озарилось детской и шалой улыбкой.— Но если вам надоело слушать мой голос, подали бы знак.

— Подавал. Под столом в коленку толкал. Но ты как соловей: когда поешь, ничего не видишь и не слышишь... Спасу от тебя нет! — Мы все засмеялись, а звонче всех сам Леня, его острые мальчишеские плечи под белой тонкой рубашкой забавно дергались.

Расходились поздно. Ночь стояла темная, безлунная, тихая. Дневную жару теснила свежесть, наплывавшая от реки, она сладко вливалась в грудь, вызывая невольный душевный трепет.

— Хорошо как, тихо, загадочно! — Женя озиралась вокруг на примолкшие, окутанные тьмой деревья, на берега Ангары, откуда неслось ровное беспрерывное гудение воды, и сжимала мой локоть теплыми пальцами.— Спать расхотелось... Кажется, это наша палатка. Девичья. Постоим немного...

Мы остановились.

— Не так давно эта палатка была нашей,— сказал Леня Аксенов.— Алеша, можно, я вас подожду там, на холме?