Спор богинь
Шрифт:
«Я люблю тебя! Вулкан, я люблю тебя!» – хотелось крикнуть ей, но она тонула в блаженстве и не могла произнести ни слова, а все ее тело было охвачено любовным пламенем. И тут внезапно, слишком внезапно, чтобы она могла это осознать, Вулкан поставил ее на ноги.
– Ступай домой и забудь меня, – сказал он, – и Господь свидетель, что я тоже постараюсь тебя забыть.
Астара никак не могла прийти в себя и осознать, что с ней происходит и где она находится! Внезапный поступок Вулкана настолько ошеломил ее, что она едва не лишилась рассудка. Она лишь сознавала, что стоит на пороге и держится за
Она стояла снаружи, под солнечными лучами, но они ее совершенно не грели.
Астара не помнила, как шла через утренний лес обратно в Уорфилд-хауз. А когда она добралась до его порога, ей показалось, что все ее тело онемело и утратило способность чувствовать, а в голове стало темно и пусто – ни единой мысли. Вероятно, она поднялась к себе, потому что через некоторое время снова спустилась на первый этаж и прошла в малую столовую, где уже сидели за завтраком сэр Родерик и его племянники. Ее тело проделало это само по себе, инстинктивно, без участия ее воли и без осознанного желания. Все слезы уже были пролиты, и душа зияла черной, бездонной пустотой.
– Доброе утро, Астара! – сказал сэр Родерик.
Она поцеловала его в щеку, как делала это всегда, и села на свое место в конце стола, напротив опекуна. Уильям и Лайонел, вскочившие, когда она вошла , в комнату, снова заняли свои места и продолжили завтрак.
Слуга налил ей кофе, а от всех блюд, предложенных на выбор, она отказалась.
– До половины одиннадцатого нам не удастся отправиться на прогулку, – сказал сэр Родерик. – К своей досаде, я должен встретиться с членами совета графства.
– Да, они обычно бывают излишне разговорчивыми, – сочувственным тоном заметил Лайонел.
– Только не со мной, – ответил сэр Родерик.
– Мне пришла в голову неплохая мысль, – заявил Уильям, обращаясь к Астаре. – Пока мы будем ждать дядю Родерика, вы могли бы опробовать мою новую четверку гнедых.
Астара не ответила, и он продолжил:
– Сначала я буду править сам, чтобы немножко их утомить, а потом, если хотите, на обратном пути передам вожжи вам. Вам понравится, я в этом уверен, и вы почувствуете, как легко они вас слушаются.
Смутно, краем сознания Астара припомнила, что ей всегда хотелось прокатиться на четверке лошадей, управляя ими, но теперь ей все было безразлично.
– Ну, так как же? Поедем? – настаивал Уильям. Она знала, что он удивится, если она откажется от такого предложения.
– Д-да… да, конечно, – ответила она.
– Я прикажу подать лошадей в половине десятого, – сказал он.
Потом он взглянул через стол на Лайонела.
– К сожалению, в моем фаэтоне только два места.
– Не сомневаюсь, – ответил Лайонел. Уильям улыбнулся; вероятно, он решил, что ему удалось таким образом на одно очко опередить своего соперника.
Сэр Родерик поднялся.
– Вероятно, меня уже ждут члены совета, – сказал он, – но я заверяю вас, что к половине одиннадцатого вернусь домой.
– Мы будем готовы к этому времени, дядя Родерик, – ответил Лайонел.
Астара
Лайонел распахнул перед ней дверь, потом последовал за ней по коридору.
– Не позволяйте Уильяму монополизировать вас надолго, – сказал он. – Он ведет нечестную игру, предложив вам править его фаэтоном. А я едва ли мог бы пригласить вас разделить со мной седло моего полкового коня, даже если бы он и находился здесь! Астара попыталась ответить на его шутку улыбкой, но попытка ей не удалась. Она подумала, не отказаться ли ей от поездки с Уильямом. Может, лучше вместо этого запереться в своей комнате? Но она сказала себе, что слезы ей не помогут, как, впрочем, и все остальное.
Вулкан не шутил, высказывая свои аргументы, и жизнь должна как-то продолжаться, хотя Астаре и казалось, что она искалечена и смята безжалостной рукой судьбы. Но этого все равно бы не смог понять никто, кроме самого Вулкана.
Вероятно, он и сам сознавал, что, отправляя Acтару домой и не отвечая на ее любовь, он нанес смертельный удар, но не ее телу, а ее душе. Ведь лишь Вулкан мог знать, что их любовь была не только любовью тел, но и душ, и без него все, что он в ней пробудил, умрет, а она останется жить – призраком самой себя.
– Как он мог нанести мне такой удар? – вновь и вновь спрашивала она себя.
И тогда ее образование, ее выучка и самоконтроль, которые с самого детства воспитывали в ней отец и мать, помогли ей вести себя так, что посторонний наблюдатель не смог бы ни о чем догадаться. Астара сухо сообщила горничной, какой ей требуется капор и какую из своих дорогих шалей она возьмет на прогулку, если в фаэтоне будет прохладно.
Впрочем, солнце уже поднялось над лесом, и было ясно, что впереди их ждет жаркий день; поэтому Астара решила не переодеваться и осталась в своем прежнем, легком белом платье. Она намеренно выбрала утром именно его – оно было похоже на платье, в котором она позировала Вулкану как Персефона. Астаре казалось, что оно должно напомнить ему, как он называл ее Афродитой, маленькой богиней.
Ее платье было совершенно белым, а по краю капора шла полоска из маленьких розовых цветочков, и розовые ленты завязывались под подбородком. Одним словом, спускаясь по лестнице в холл, где ждал ее Уильям, Астара выглядела очень мило. Хотя более проницательный человек, чем виконт, мог бы заметить бледность ее лица и остекленевший взор, свидетельствующие о том, что она недавно перенесла шок.
Их уже ждал фаэтон. Необыкновенно красивая четверка гнедых, принадлежавшая Уильяму, готова была сорваться с места, и грумы с трудом сдерживали горячих коней.
Лайонел помог Астаре взобраться в фаэтон.
– Будьте осторожны, – предостерег он. – Такие хрупкие повозки бывают опасными на узких проселочных дорогах.
– Ты пытаешься бросить тень на мое умение править лошадьми? – презрительно усмехнулся Уильям.
– Я больше опасаюсь за Астару, ведь она не такая опытная, как ты, – ответил Лайонел.
Уильям не удостоил его ответом, и Лайонел продолжал:
– Что бы ты ни говорил о своих гнедых, мне лично показалось, что они слишком упрямы, чтобы ими могла править женская рука.