Спорим, будет больно!

Фарди Кира

– А у Зинки как?

– Да что сделается этой егозе? Весь день порог обивает, к тебе прорваться пытается.

Я выхожу во двор, сажусь в беседке и набираю номер подружки.

– Да! Варь, как ты?

С первого гудка отвечает та, словно держит телефон в руке. Голос встревоженный, дрожит от волнения.

– Слушай, хреново было, но сейчас все хорошо.

– Я сейчас приду к тебе.

– Хочешь тоже денек в постели поваляться?

– Нет, но…

Мне не нравится поведение Зинки. Совсем

не нравится. Обычно живая и смешливая, она не берет такие мелочи, как болячки, в голову. Но сейчас она кажется перепуганной насмерть.

– Вообще не понимаю, что со мной случилось. Вчера же было все нормально.

– Может, дома… отравилась? – с паузами спрашивает Зинка.

– Нет, и я, и родители ели вечером шашлыки. У всех нормально, только я отключилась.

– Ой, главное, все наладилось, а остальное – ерунда.

Подружка говорит бодреньким голосом, а у меня в душе шевелится подозрение и с каждым словом Зинки все набирает силу.

– Зин, а что ты за воду мне вчера дала?

– Я? – на другом конце наступает тишина. Слышу только шумное и прерывистое дыхание. – Обычную воду из магазина.

– Ты ее с собой принесла?

– Ну д-да, бегала же.

– А сама пила?

– Н-нет, не успела, ты помешала.

– Погоди, я сейчас.

Я отключаюсь и вылетаю из беседки. Стараюсь не шуметь: вдруг родители услышат, как я выхожу со двора. Бруно выскакивает из будки, взвизгивает, прыгает от радости, гремит цепью, но мне сейчас не до него.

К Зинке несусь на всех порах, хотя меня и пошатывает, в ворота колочу двумя кулаками, чтобы наверняка мне открыли дверь.

Подружка выскакивает на улицу с перекошенным от страха лицом.

– Варь, ты что? Варь, успокойся.

Но меня буквально трясет от злости. Я хватаю Зинку за плечи и иду на таран. Она с грохотом ударяется спиной о ворота.

– Признавайся, зараза, откуда у тебя была эта вода?

Зинка начинает плакать, размазывая слезы ладонью. Она некрасиво морщится, всхлипывает, судорожно вздыхает.

– Девочки, что там у вас? – доносится со двора голос Зинкиной матери.

Галина Петровна сбегает с крыльца и торопится к воротам.

– Мам, все хорошо, – кричит подруга. – Я споткнулась и ударилась о панель.

Она прикладывает палец к губам и смотрит умоляющим взглядом. Я тяну ее подальше от наших домов, на пустырь. Здесь, среди кустов, когда-то мы строили домики и играли в дочки-матери.

– Говори, пока я тебя в полицию не сдала.

– Варь, ты что? – Зинка округляет глаза, и в ее зрачках плещется настоящий ужас. – Разве я знала?

– Что?

– Ну, короче…

Она мнется, старается не смотреть на меня. А мне хочется треснуть ее по затылку за упрямство и недоумие. Ладно ее жизнь, она ее не ценит и постоянно попадает в переплет, но я не она.

–

Я жду!

– Новинская, не дави на меня!

Когда Зинка нервничает или злится, всегда называет меня по фамилии. Я отвечаю ей тем же.

– Жду, Соловьева!

– Короче, этот мажорик Тоха, чей Мерс вчера чуть в аварию не попал, сунул мне в руку записку, когда мы выходили из автобуса.

– Т-а-а-а-к, – я прищуриваюсь, готова испепелить взглядом подругу. Новость сбивает с ног, попахивает предательством, а я такое не прощаю. – И что дальше?

– Ну, там был номер телефона, время и место для встречи.

– И ты позвонила?

Видимо, мое лицо настолько ужасно, что подруга отпрыгивает на пару шагов. Кажется, будто я шевельну пальцем, и она сорвется с места и улетит.

– Варь, ты только не ругайся, Варь, – лепечет Зинка.

– Ты позвонила? – спрашиваю сцепив зубы.

– Ага.

Я закрываю глаза, ноги подкашиваются, хватаюсь за дерево, промахиваюсь, чуть не падаю. Зинка бросается на помощь, помогает сесть на пригорок. Мы минуту молчим. Она не оправдывается, ждет, пока я приду в себя.

– Идиотка! – срывается с моих губ стон. – И как я с такой тупой девкой столько лет дружу?

– А за тупую сейчас получишь! – Зинка вскакивает, сжимая кулаки.

– Только попробуй, – дергаю подругу за штанину. – Дальше!

– А что, дальше. Ну я позвонила, пошла на встречу, поболтали. Потом ты прибежала. Все.

«Дыши, дыши!» – приказываю себе.

Он желания вцепиться дурочке-подружке в горло пальцы сводит судорогой. А в голове молнией пролетает ночь: появление Арчи у кровати, незакрытые шторы, которые с вечера были закрытыми. Неужели у него хватило наглости забраться в окно? И мои губы…

Стоп!

Почему не лаял Бруно?

Пот липким слоем покрывает лоб, шею, чувствую, как капля ползет по позвоночнику.

– Все?

Мой голос хрипит. Предположения одно ужаснее другого сводят с ума. Зинка испугана, прижимает ладошки к пунцовым щекам. Ее большие круглые глаза бегают туда-сюда, она явно боится встретиться со мной взглядом.

– Н-ну, я пить хотела, Тоха предложил мне бутылку, – с трудом выдавливает она и икает. – Ничего же страшного не случилось.

– Где та бутылка?

Зинка замирает с открытым ртом.

– Варь…

– Где та бутылка?

– А зачем тебе?

– Я подозреваю, что в ней был наркотик.

– Наркотик? – теперь ее глаза еще больше становятся похожи на круглые монеты. – Варь, ты с дубу рухнула? – Зинка крутит пальцем у виска. – Откуда такие мысли?

– Есть причина. Так, где она?

– Д-дома. Что, хочешь допить?

Подруга пытается шутить, улыбается, но криво выходит.

– Нет! Участковому отнесу, пусть проверит.