Спортивный журналист
Шрифт:
Я, поскольку добавить мне к этому нечего, молчу.
– У вас, мистер Баскомб, – он делает паузу, – есть какие-нибудь соображения насчет того, почему этот мистер, э-э, Лаккетт покончил с собой? Первые, какие в голову придут.
– Нет. Думаю, он лишился надежд. Вот и все.
– Угу, угу. – Сержант Бенивалли заглядывает в папку, что-то читает – бланк с печатной шапкой ОТДЕЛ УБИЙСТВ.
– На Рождество такое случается гораздо чаще. В Пасху себя убивают не многие.
– Как-то не задумывался об этом.
Дыхание
– Никогда не смог бы писать, – задумчиво говорит он. – Не знал бы, что сказать. Это, должно быть, трудно.
– На самом деле не очень.
– Угу. Ладно. Я сделал, э-э, копию его письма к вам. – Он извлекает из-под пачки документов скользкий листок термофакса, грациозно держа его двумя пальцами за уголок. – Оригинал мы пока оставим у себя, вы сможете получить его через три месяца, если наследники согласятся отдать.
Еще один взгляд на меня.
– Хорошо. – Я беру копию за другой ее склизкий уголок. Копия плохонькая, серая и пахнет противно – формальдегидом, что ли. Письмо написано от руки, мелким опрятным почерком, внизу стоит подпись.
– Поосторожней с этой штукой, она пятна на одежде оставляет. Ею все копы провоняли, услышите запах – значит, мы где-то рядом.
Он закрывает папку, лезет в карман, достает сигареты «Кулс».
– Я это потом прочитаю, – говорю я, складываю письмо втрое и сижу, держа его в руке, ожидая продолжения, – должно же быть продолжение. Мы оба словно парализованы тем, до чего все оказалось просто.
Сержант Бенивалли закуривает, вставляет обгоревшую спичку в спичечную книжечку, рядом с другими. Мы сидим, глядя на желтую карту улиц нашего города, – каждый, скорее всего, смотрит на ту, где стоит его дом. Вряд ли их разделяет большое расстояние. Он, надо полагать, живет в «Президентском».
– Где, вы говорите, жена этого малого? – спрашивает Бенивалли, набирая в легкие колоссальное количество дыма. Выглядит он лет, самое малое, на пятьдесят, но вряд ли старше меня. Жизнь его легкой до сей поры не была.
– Уехала на Бимини с другим мужчиной.
Он выдыхает дым, дважды громко шмыгает носом.
– Вот дерьмо. – Сержант откидывается на гнутую спинку скамьи, зажав сигарету в зубах, думая о Бимини. – Вообще-то на такие штуки можно реагировать и как-то иначе, не кончая с собой. Не такая это и трагедия. Вы так не думаете?
Он поворачивает большую голову и наставляет на меня синие, как фьорды, глаза. История с Уолтером не нравится ему точно так же, как мне, вот он и хочет услышать от кого-нибудь хоть слово, которое поможет ему махнуть на нее рукой.
– Еще как думаю, – отвечаю я и киваю.
– Боже ты мой. Пф-ф-ф. Вот дела! – Бенивалли вытягивает ноги, перекрещивает лодыжки. Это он так приглашает меня к серьезному мужскому разговору,
– Как по-вашему, могу я заглянуть в дом Уолтера? – Вопрос мой и самого меня удивляет.
Сержант Бенивалли окидывает меня непонятным мне взглядом:
– А зачем вам это?
– Просто посмотреть. Надолго я там не останусь. Возможно, только так мне и удастся разобраться в этой истории. Он дал мне ключ.
Сержант хмыкает и некоторое время обдумывает мой вопрос – курит, вглядывается в выдыхаемый им дым.
– Да конечно, – произносит он наконец, почти с безразличием. – Только не выносите оттуда ничего. Там все принадлежит родным. Идет?
– Идет.
В нашем городе каждый доверяет каждому. Почему бы и нет? Никто пока не сделал ничего, способного навредить кому-либо, кроме него самого.
– Вы женаты, сержант? – спрашиваю я.
– Разведен. – Он прищуривается, взгляд его становится жестким и не по-доброму подозрительным. – А что?
– Как вам сказать. Кое-кто из нас – я говорю о разведенных мужчинах, их ведь теперь в городе полным-полно – время от времени встречается с другими. Мы сходимся раз в месяц, чтобы выпить в «Августе» пивка. Пару раз ездили бейсбол посмотреть. Да вот на прошлой неделе рыбачили вместе. Я и подумал, если вы не против, давайте я вам позвоню. Ребята хорошие. Никаких церемоний.
Сержант Бенивалли, держа сигарету, как француз в кино, между большим и согнутым указательным пальцами, стряхивает пепел на лакированный пол.
– Занят я, – говорит он и снова шмыгает носом. – Полицейская работа…
Он вроде бы хочет сказать что-то еще, но спохватывается и говорит, уставясь в пол:
– Забыл, что хотел сказать.
Я поставил его, сам того не желая, в неловкое положение, мне пора уходить. Не исключено, что сержант Бенивалли не кто иной, как Кэйд Арсено лет десять спустя, надо оставить его в покое, пусть занимается полицейской работой. Хотя никогда не вредно показать человеку, что его колоссальные проблемы и личные горести на самом деле таковы же, как и у всех прочих людей. Каждому из нас приходится выполнять свою полицейскую работу.
– Я все же позвоню вам, ладно? – говорю я и улыбаюсь, как продавец в магазине.
– Не уверен, что я гожусь для ваших встреч, – отвечает он неожиданно смущенным тоном.
– Да ладно. Мы люди гибкие. Я и сам не всегда на них прихожу. Но сама идея мне нравится.
– Ага, – произносит сержант Бенивалли и снова выпячивает толстую нижнюю губу.
– Ну, мне, пожалуй, пора, – говорю я.
Он смотрит на меня, мигая, словно только что проснувшись.
– Как получилось, что у вас оказался ключ от его жилья? – Не быть полицейским он не может, и меня это устраивает. Представить его кем-то еще затруднительно.