Способен на все
Шрифт:
– Он был хорошим человеком. Действительно хорошим, – убежденно повторила Клер. Ее симпатия к старику не стала меньше из-за того, что она получила наглядное свидетельство его жизненного выбора.
– Да, он был хорошим человеком, и он любил тебя. Куини так говорила.
– Да.
Бретт усадил Клер в машину, но когда она хотела взять в руки тетрадь, он, покачав головой, отложил тетрадь на заднее сиденье.
– Составь список тех людей, с кем за последний месяц мог видеться Лестер. Сконцентрируйся на этом.
Клер с радостью принялась за работу. Что угодно, лишь бы перед глазами не стояли эти имена,
Бретт вел машину и, анализируя реакцию Клер на увиденный воочию дневник киллера, думал о том, каким образом это отразится на их отношениях.
Внезапное осознание того, что Лестер на самом деле был тем самым убийцей Арваном, буквально раздавило Клер. Она не понимала, как он мог стать киллером, почему не бросил эту работу ради другой.
А. как насчет его, Хотвайера, прошлого? Сможет ли Клер принять и понять его выбор? Или, однажды осознав реальность того, кем он был, почувствует такую же опустошенность? Прошлое Хотвайера было далеко не безупречным. Он хотя и не убивал ради денег, но тоже вынужден был применять оружие, защищая себя или других. Сможет ли Клер это понять и принять?
Хотвайер никогда не стыдился того, что был солдатом, и когда работал на правительство, и когда был контрактником. Он верил в то, что совершает правое дело, когда служил рейнджером, и, служа по контракту, оставался верен выработанной в ранней юности системе ценностей. Он использовал свое мастерство, чтобы защищать, спасать... и разить врага.
Кое-кто, оглядываясь на прошлое Хотвайера, мог обвинить его в жестокости, но он делал лишь то, что должен был делать в данный конкретный момент времени. И он не любил оглядываться назад.
Его путь не был точной копией жизненного пути Лестера, но их дороги проходили рядом, это точно. Хотвайер помнил, как они с Клер спорили по поводу того, является ли насилие адекватным решением в кризисной ситуации или нет. Она сказала, что не считает себя пацифисткой, но если Клер ею и не была, то была чертовски близка пацифистам по духу.
Впервые Хотвайер задумался о том, не является ли ее отказ выйти за него замуж следствием неприятия его прошлого. Тогда у ее отказа было бы логичное объяснение, но Хотвайеру от этого легче не стало. Он был достаточно уверен в себе, чтобы знать, что справится с эмоциональными вспышками Клер, но как он сможет убедить ее в том, что прошлое не сделало из него чудовище?
Его удручала перспектива убеждать ее в том, что и его жизненный выбор имеет право на существование. Он и так чуть ли не всю жизнь безуспешно пытался убедить членов своей семьи в адекватности выбора карьеры, и он всегда чувствовал, что именно его выбор обусловил тот факт, что теперь между ним и его родными стояла стена.
Хотвайер не хотел, чтобы такая стена выросла между ним и Клер.
Бретт был на удивление молчалив и подавлен всю дорогу.
Клер никогда не умела легко заводить друзей. По крайней мере с того времени, как умер ее отец. Она плохо сходилась с людьми, была недоверчивой. Она всегда считала, что, подпуская к себе кого-то слишком близко, рискует потерять такими трудами обретенное душевное равновесие. Она лучше других знала, как легко можно потерять людей, которые, как тебе казалось, будут присутствовать в твоей жизни постоянно.
Она пустила Куини и Лестера в свое сердце, а потом Джозетту,
Клер хотела большего, чем просто физической близости с Бреттом, она хотела дружбы с ним. Хотела пугающе сильно, потому что это желание делало ее беззащитной перед лицом возможного расставания с Бреттом. Если он уйдет от нее, ей будет очень больно. И не важно, как она назовет то чувство, что испытывала к нему. Хотела бы она просто взять и отключить эмоции, как это было во время последних лет жизни мамы, но за последние годы она разучилась это делать.
Бретт вставил карточку в щель замка, и они зашли в номер. Клер задержалась в прихожей: потянулась, разминая затекшие после почти двухчасового пребывания в машине мышцы. Бретт тихо выругался.
– В чем дело?
– Номер обыскивали, пока нас не было. – Он уставился на книгу, лежавшую возле компьютера.
– Что-то пропало?
– Вроде нет. Если только они не лучше меня разбираются в компьютерах, им едва ли удалось взломать пароль.
– Это хорошо. – Клер было неприятно от сознания того, что в ее жизнь кто-то вторгается, и еще неприятнее было думать, что кто-то чужой копался в ее файлах.
Бретт включил компьютер.
– Если сбросить со счетов вероятность того, что частное лицо имеет доступ к программам обучения хакеров, то мы имеем дело с людьми в черном.
– Когда мы их найдем, я все скажу им, что думаю о них.
– И я тоже, черт побери. – От мрачной угрозы Хотвайера Клер передернуло.
– Ты все еще считаешь, что они не имеют отношения к нападению на меня?
– Мне трудно вообразить, чтобы агент нашего правительства стал бы душить тебя подушкой.
– И ты говоришь это после того, как видел книгу Арвана?
Бретт словно надел маску на лицо.
– Да, говорю.
Клер отвернулась. Она восприняла его ответ как отказ продолжить разговор.
– Мой список на последней странице лиловой тетради. Это на случай, если ты захочешь сравнить его с тем, что составил Коллинз.
– Куда ты пошла?
– Пойду в спальню, посмотрю телевизор. – Клер не спешила уходить. Она ждала, что Хотвайер попросит ее помочь ему со списком.
– Хорошо.
Клер кивнула и ушла в соседнюю комнату. Лежа на животе, она смотрела программу о дизайне квартир, когда в спальню вошел мрачный Хотвайер. Клер перекатилась на спину и села.
– Тебе что-нибудь нужно?
– Хочешь поесть?
– А что, уже пришло время обеда? – Клер посмотрела на часы. Она провела в спальне больше часа. – Пожалуй, я бы что-нибудь съела.
– Хочешь сама заказать или доверишь мне сделать заказ? Клер пожала плечами.
– Я тебе доверяю.
– В самом деле?
Она растерянно наморщила лоб.
– Да.
– Я просматривал дневник Арвана.
Клер заметила, что Хотвайер употребляет кличку Лестера, когда говорит о его работе. Ей показалось, что это правильно. По ее представлениям, Лестер и в самом деле сочетал в себе двух разных людей, вел две разные жизни.