Справедливость силы
Шрифт:
И тут до меня постепенно начинает доходить, что не только из-за выступления на турнире привез меня к себе в закусочную Дам.
В Международной федерации господин Дам вечный вице-президент, а это обидно. И хотя держится он всегда независимо, однако же чувствует себя уязвленным из-за постоянной второй роли в федерации. И возраст поджимает – шестьдесят пять. Согласно уставу выборы нового президента на очередных Олимпийских играх. Стоит заранее побеспокоиться…
Но господин Дам роковым образом заблуждается. По его разумению, спортсмен такого калибра, как я, непременно может оказать влияние на позицию советского вице-президента
Господин Дам – один из организаторов современного тяжелоатлетического спорта во Франции. И этим искренне горд.
В 1945 году Дам основал журнал "Современная тяжелая атлетика". Свою информационную роль журнал выполняет недурно. В прошлом Дам – чемпион Парижа по атлетизму и штанге, ныне – директор сборной Франции, вице-президент Олимпийского комитета страны и СУДЬЯ международной категории (Энциклопедия Дэноэля сообщает, что Жан Дам был кавалером ордена Почетного легиона, а также Военного креста, медали Сопротивления и Военной медали. Умер Жан Дам в 1970 году).
В первой олимпийской пробе, в 1952 году, Дам поддержал наших атлетов. "За свою многолетнюю практику в Федерации тяжелой атлетики я не видел столь отвратительного судейства,– заявил он в Хельсинки журналистам.– Судей точно подменили. Как только начинаются соревнования между атлетами США и СССР, сразу исчезает беспристрастность. Спорта в таких случаях нет, есть политическая борьба. Когда выступают американцы, то какие-то личности начинают шептать судьям с явным намерением заранее предрешить их мнение". В знак протеста Жан Дам вышел из судейской коллегии (Соболев П. Олимпия. Афины. Рим. С. 317).
…Эх, ежели бы отбросить обет монашества спорту, утопить в беспечности юности все тревоги, не играть в многозначие сильного, быть вне заданности чувств! Для чего расстановка чувств? Почему эти чувства выше всех беспечностей и нет выше их ничего?!
Глава 131.
Остановились мы в гостинице "Модерн" на площади Республики. Не успели распаковать чемоданы, как в дверь просунулась голова коридорного и молвила на ломаном русском: "Икра купить, крабы купить? Франки, пожалуйста!"
Тренер выругался. Голова убралась.
Нет-нет, а подхожу к окну: вот он, Париж! Не выступление – сейчас бы отправился бродяжничать. Но беспокойными мнятся прелести города. Смутно и нехорошо на душе: острая тоска болезни смешана с естественным, здоровым любопытством…
Весна небывало опаздывает. Париж гудит шквальным ветром. Резво выдувает он с Атлантики тучи ненастья. Мы прилетели в Париж 17 мая, а выступать 19-го, в субботу. И при желании не разгуляешься.
Деревья уже в листве, взлохмаченные ветром. Порывы дождя. Сумерки днем…
Великие своим оружием,
Куцые, как их штыки,
Гордые своими шпионами…
Это строки выделки Поля Элюара. О другом времени. Но только ли оно схоронено в .945 году…
Я не знаю Пикассо (сейчас владею альбомом с его пространным автографом). Лишь здесь, в номере, полистал журнал – репродукции работ Дали. Поразили. А Пикассо?..
Все от жадного любопытства к Петрову-Водкину. Этот выход
Все это совмещается с привязанностью к импрессионистам, старым классикам и вообще классике. Я только теперь уразумел, что одно не исключает другое. И это отнюдь не всеядность. Все в искусстве едино и неразрывно. Одно развитие переходит в другое, отражая не только изменения жизни, но и ее богатство, великую разность. И я увидел ее вдруг разной. В прекрасном – разной. В прекрасном это развитие, опрокидывающее принцип единственности и единообразия, отрицающее всякую законченность…
Великие своим оружием,
Куцые, как штыки,
Гордые своими шпионами,
Сильные своими палачами
И пресыщенные человеческим горем…
Это Элюар проклинал гитлеровцев, насилующих его Францию, а как похоже на нашу жизнь…
Быть может, болезнь лишала беззаботности, но все это я пережил с едкой впечатлительностью тогда, в Париже.
Эти стихи Элюара гвоздем засели. Я размышлял о содержании насилия, его назначении, душевном состоянии мира насилия. Я видел это насилие через стихи. Оно в тяжкой бездумности солдатских башмаков, загримированной сыскной тотальности, наглости прав на толкование мира, глумливой назойливости пустых символов, срепетированной слаженности народного мнения…
Дух, закованный в объятия скелета…
Я не знал, что Элюар дружил с Пикассо и подсказал художнику колорит "Герники". Не знал, что Пикассо работал над "Герникой" только ночами, при электрическом освещении. Не знал слов Пикассо о быке, изображенном в левом углу картины: "Нет, бык-это не фашизм, это вообще грубая темная сила". О лошади на картине художник отзывался как о символе народа…
Вот ответ Пикассо на вопрос немецкого офицера: "Это ваша работа?" (художник всегда вручал посетителям-оккупантам открытки-репродукции "Герники"). "Нет,– сказал Пикассо,– ваша…"
Славный ответ.
…Спорт. Необходимости рекорда.
Жизнь помимо воли складывалась узко, заворачивала единственно на спорт, угождая единственно "господину мускулу". Я тревожился, не стреножит ли меня спорт, не лишит ли воли, не превратит ли в искателя славы и довольства. Дорога ведь накатана. Пользуйся…
Другая жизнь отступала перед непрерывностью тренировок, соревнований, физической и нервной усталостью от проб на живучесть. Я постоянно ощущал этот напор – он увлекал, отрывал от других дел, размывал другие желания. "Господин мускул" требовал меня всего, не соглашался делить с другой жизнью, заявлял о праве быть мною. …Как же тяжко жить под гнетом громады "железа"– ни года жизни без него! За каждый глоток воздуха отвечай силой, выворачивайся силой, подыхай… или убирайся…