Справная Жизнь. Без нужды и болезней
Шрифт:
И вот, в один из сентябрьских вечеров, когда мой муж в очередной раз ушел неизвестно куда (пожалуй, в первый раз за все это время я была даже рада его уходу), я разделась, забралась в ванну и двенадцать раз облилась холодной водой. Затем, переодевшись во все чистое, поставила на стол маленькую иконку с образом Спасителя, зажгла свечу и стала читать Иисусову молитву — так, как учила меня Домна Федоровна. Я очень старалась сосредоточиться на молитве, огне и правильном ритме дыхания, но погрузиться в подсознание так же глубоко, как это было на хуторе в присутствии наставницы, мне все же не удалось. Тем не менее, мне
Через пару дней меня вызвали к проректору. Он сообщил, что на мое имя пришло приглашение из Ростовского Исторического Музея на научно-практическую конференцию, посвященную истории кладоискательства на Дону. Я была поражена: никогда в жизни я не имела никаких дел с этим музеем, откуда же они знают обо мне и о том, что я занимаюсь раскопками в Ростовской области? (Тем более, что донскими курганами я начала интересоваться очень недавно, и этим летом у меня была, по сути, первая поездка на Дон.) Все, однако, выяснилось довольно быстро. Сразу по приезде в Петербург я написала небольшой очерк о поверьях, связанных с моим курганом, и разместила его на одном из археологических Интернет-ресурсов. В Ростове заинтересовались этой статьей как раз в связи с тем, что в конце сентября планировалось проведение конференции.
Проректор изучил расписание и решил что студенты совсем не пострадают, если мои занятия на недельку прервутся.
Итак, мне снова предстояла поездка на Дон! В мыслях я все время благодарила Путь, за то что в тяжелый момент моей жизни он все так здорово устроил. Единственное, что расстраивало меня, так это кратковременность путешествия. Я прекрасно понимала: вряд ли мне удастся пообщаться с Домной Федоровной более или менее продолжительное время, но сама возможность увидеть свою духовную наставницу вселяла в меня надежду.
По прибытии в Ростов меня ждал еще один приятный сюрприз. Мне сразу же предложили задержаться там и поработать с архивами, которые, по мнению моих донских коллег, были бы весьма полезны в моих научных изысканиях. Со своим руководством я согласовала вопрос на удивление быстро: было решено, что во время моего отсутствия лекции будет читать одна из аспиранток, которой как раз требовалась педагогическая практика. Получив, таким образом, временной карт-бланш, я в первый же свой выходной день купила билет на автобус и отправилась на хутор к целительнице.
Домна Федоровна, как и положено, встретила меня готовым обедом и сердечными объятиями. Я же, увидев мою добрую хозяйку, не могла сдержать слез; впрочем, последние полтора месяца глаза у меня постоянно были на мокром месте.
— Ну-ну, будя тебе, доня, — обнимая меня, промолвила целительница. — Все уже хорошо, не плачь.
Она сытно накормила меня (от волнения кусок не лез в горло, но знахарка заставила меня съесть полный обед) и налила большой пузатый фужер густого домашнего вина с каким-то церковным ароматом. Ворожея сказала, что это вино сделано из ладанного винограда. Сорт редкий и растет только на Дону; еще одно наследие святых старцев-скитников.
От еды и выпивки меня разморило, я расслабилась и успокоилась. В этот день у Домны Федоровны посетителей не было, муж с сыном уехали в Пятигорск продавать мед и кованые изделия; словом, мы были одни и ничто не мешало нашим разговорам.
— Доня, доня, ты совершила самую распространенную женскую ошибку — оставила мужа одного надолго.
— Но ведь он и сам ездил! Я, например, весь май без него прожила.
— Это другое дело. Женщина мужчину ждать должна, это ее долг и предназначение. А мужик — иное. У нас говорят: баба да курица в ста шагах от двора — ничейная.
— Что это значит?
— Это значит, что, уезжая из дома и оставляя в нем мужа, женщина становится как пташка на воле, куда хочет — полетит, и кто угодно ее поймать может.
— Да Господь с вами, Домна Федоровна! Вы же знаете, что я уезжала не развлекаться, а по делам! Какая же из меня пташка?
— Я-то знала, а вот муж твой не знал.
— И он знал.
— Это он умом знал. А подсознанка его все время твердила, что ты ему в этот момент не принадлежишь. Ну, и переклинило.
— Неужели он не мог потерпеть всего лишь месяц?
— Значит, не мог. Есть люди, которые в одиночку и дня выдержать не могут. Шибко любит он тебя, видать.
Она на минуту задумалась. Потом медленно, с расстановкой, промолвила:
— Хотя я думаю, что здесь и другая причина должна быть. Говоришь, не пил он до этого?
— Ни капли! Даже на Новый год, даже шампанского! Он считал, что интеллектуальная работа и алкоголь — несовместимы.
— Да, де ла, кубыть, серьезная. У тебя карточка его с собой есть?
— Конечно! Я всегда ее ношу в кошельке…
— Давай сюда ее быстро! Сейчас поглядим, что там у него не так.
Я принесла фотографию. Ворожея положила ее на стол, коснулась кончиками пальцев и прикрыла глаза. Минут через семь она глаза открыла, посмотрела на меня. Ее иконное лицо стало скорбным:
— Обрадовать мне тебя, доня, нечем. Сделано ему, и сделано крепко. Пока сказать не могу, какой анчибел его так удостоил, потом постараюсь выяснить. Сейчас только одно ясно: с этим лихом мне в одиночку не сдюжить.
От ее слов у меня ручьем хлынули слезы:
— Домна Федоровна, миленькая… Если уж вам это не под силу, то я и не знаю, куда мне идти… Я себе жизни без мужа не представляю, я эту потерю не перенесу…
— Ну-ну, вскагакалась… Вот же ж бабьё городское: чуть какая марь — и в слезы. Всю жизнь, доня, сладко не проешь, мягко не проспишь, чисто не проходишь! Мало ли что в судьбе бывает, а ты не поддавайся: казак в бою спину не кажет! Так что не кисни.