Справная Жизнь. Без нужды и болезней
Шрифт:
— Вы ведь сами говорите, что вам не справиться. Как же быть-то?
— Будем дожидаться Алексея с Федором. А пока тобой займемся: вид у тебя — краше в гроб кладут.
Глава 13. Бабий Спас
Всю ночь я спала как убитая, без тревог и сновидений, а утром сама проснулась до света. Я прекрасно выспалась и чувствовала себя великолепно: спасибо чудо-отвару, что знахарка дала мне выпить на ночь. Сегодня нам обеим предстояла поездка в Ростов. Во-первых, надо было сходить в три церкви и совершить то, что, по словам Домны Федоровны, защищает от колдовства и обстояния бесовского «паче ружья и шашки». А во-вторых, знахарка пожелала навестить сына и повидать внуков; для них она припасла гостинец — испеченный с вечера круглян (очень вкусный пирог с начинкой из сухофруктов и меда).
Распрощавшись
В хутор мы вернулись к ужину. За едой знахарка давала мне пить холодный узвар из сушеных фруктов, трав и меда. От него меня снова потянуло в сон, но Домна Федоровна спать мне не дала. Она вывела меня в сад, усадила по-японски прямо на землю и велела слушать «токи земли». Для этого надо было сосредоточиться на точке в районе крестца. Чтобы мне было легче почувствовать энергию и войти в нужное состояние, ворожея несколько раз провела ладонью над этим местом. От ее действий вся область ниже пояса словно загорелась, энергия закрутилась вправо и собралась плотным огненным шаром в нижнем отделе позвоночника, прямо напротив матки. Я закрыла глаза и направила внимание в этот шар. Он показался мне красным, мягким и пушистым, как клубок огненного мохера. Шар пульсировал в ритме сердца; вниз от него шла тонкая ниточка энергии. Присмотревшись получше, я увидела, что это не ниточка, а настоящий огненный родничок, и утекает он куда-то глубоко в землю. Земля в моем видении была необычная: не черная и вообще — не темная, а очень светлая и сияющая, как белая часть пламени. Ее всю пронизывали такие же огненные роднички, они то вспыхивали, то чуть тускнели — одни медленно и плавно, другие быстро и отрывисто. Все вспышки были связаны единым пульсом; и эта симфония земных энергий показалась мне удивительно гармоничной и прекрасной. Родники огня переплетались друг с другом и складывались в причудливый узор. Лианы, розетки, ромбы — красочная вязь всех оттенков коричневого, красного, желтого и белого напоминала дивный трехмерный килим, [9] и отыскать на нем ниточку своего родничка мне было не под силу. Наблюдая эту удивительную картину, я вдруг ощутила всепроникающую силу земли, теплую и плодородную энергию, исходящую из этой необъятной субстанции, бесконечно доброй и уютной, словно материнское лоно. Я увидела и свой родник — он разросся, стал плотным и насыщенным. Поток энергии, обогащенный силой земли, наполнял мое тело и душу. Я чувствовала, как прорастает во мне эта новая сила, как она расправляет и поднимает меня. Я открыла глаза. Передо мной стояла знахарка. Ее глаза излучали свет, и природа этого света была та же — земная, плодотворная, материнская. Я улыбнулась и закрыла глаза, а когда через минуту вновь открыла их, целительницы уже передо мной не было, только последние лучики заката пробивались сквозь резной лиственный узор. Я поднялась и пошла к дому.
9
Килим — богато орнаментированный персидский ковер ручной работы.
Знахарку я обнаружила в летней кухне за приготовлением какого-то снадобья. Она стояла у печи и длинной деревянной ручкой помешивала густой отвар, кипящий в большом медном казане. Время от времени она брала коричневые стручки из лежащей углу грубы горки сухих растений, ломала их и кидала в кипяток. Было видно, что целительница стоит тут довольно давно, но этого не могло быть — ведь не более пяти минут назад я видела ее в саду своими глазами!
— Домна Федоровна, а вы давно тут стоите, траву варите?
Она подняла голову.
— С полчаса кубыть. Как баню растопила, так и занялась.
— Как же это быть может? Я вас только что видела!
— Где?
— В саду, вы стояли передо мной и смотрели на меня. Я решила, что уже пора подниматься, а когда открыла глаза, вас не было…
На лице ворожеи отразилось изумление. Она попросила меня рассказать обо всем, что я чувствовала, ощущала и видела. Я в подробностях описала пережитое. Она чуть помолчала, а
— Дадунюшка родная… Ты не меня видела, а сама Земля-мать тебе в моем обличии поблазнилась. Это тебе знамение было.
— Что же значит это знамение?
— А значит оно что открылась в тебе сила жизненная. Стало быть, принял тебя Спас.
— Разве это не произошло раньше?
— Раньше он тебя только выбрал, а потом испытывал. Горя твоя с мужем тебе ведь в испытание дана.
— И что же, я уже прошла это испытание?
Она не ответила, только сняла с огня казан и вышла во двор. В полном недоумении я двинулась за ней.
На хутор упали долгие осенние сумерки. Было свежо, но совсем не холодно: земля, согретая за день мягким сентябрьским солнышком, отдавала пространству свое тепло. На дворе я помогла знахарке, процеживая через металлическое сито, перелить варево в широкий таз. С ним мы направились в баню. Там, отхлестав меня почти до бесчувствия можжевеловым веником, целительница велела мне встать в таз с отваром. Я повиновалась. Она начала поливать меня темной душистой жидкостью, начиная с макушки головы, по плечам, спине, груди, животу и ногам. При этом она в полшепота что-то приговаривала. Слова повторялись бесконечное количество раз, и вот, наконец, я стала понимать их, а затем и запомнила:
Плакун, плакун! Плакал ты много, а выплакал мало. Не катись твои слезы по чистому полю, не несись твой вой по синему морю, будь ты страшен бесам и полубесам, старым колдуницам днепровским! А не дадут тебе покорища, утопи их в слезах, да утекут от твоего позорища, слей ты их в щели глубокие, замкни их в ямы преисподние! Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, словам сим ключ, а бесам тлен, а кесу роеру тмен.
Эти последние слова я никак не могла понять и, когда целительница закончила поливать и наговаривать, я спросила ее, что означает этот тарабарский язык. Она ответила, что слова эти значат дословно «телу здороветь и крепнуть», а происхождения они тоже азиатского. Я подивилась: множество иноязыких слов в повседневной речи казаков стало для меня привычным, но впервые я услышала их в тексте заговора, да еще и в самом конце, где обычно произносится «Аминь». Видимо, помимо дословного значения существовало в них и иное, тайное, которое ворожея не пожелала открыть мне.
В бане мы пробыли до самой ночи. Знахарка меня парила, хлестала и массировала руками, затем опять заставляла становиться в таз и вновь приговаривала, поливая отваром. Все это повторялось семь раз; в перерывах между процедурами мы, обнаженные, выходили во двор. Там целительница поила меня другаком, [10] причем заставляла каждый раз выпивать не меньше, чем пол-литра. Винцо было слабым, но в таких количествах я пить боялась: все-таки завтра понедельник, надо ехать в Ростов на работу… Однако знахарка настаивала на своем, и мне приходилось выпивать все, что она наливала в большой деревянный ковш.
10
Другак — слабое сухое вино, полученное после промывки виноградных выжимок водою.
— Пей, пей, — говорила она, — мне с тебя надо всю отраву вывести, руду прочистить.
Опустошив очередной ковш, я спросила ее:
— Какую отраву, Домна Федоровна? Я же ничем не травилась!
— Во время грозы молоко, и то киснет, — загадочно ответила ворожея и вновь увела меня в баню.
За выходные знахарка в самом прямом смысле возродила меня к жизни. И это не осталось незамеченным: коллеги-ростовчане в один голос заявили, что выгляжу я прекрасно, не иначе как оба выходных провела в ростовских салонах красоты. Я и сама видела, что и вправду похорошела: кожа натянулась и зарумянилась, глаза блестят, черные круги под ними исчезли. «Это, — сказала Домна Федоровна как-то за завтраком, — потому что из тебя отрава выходить начала».
Ввечеру она напоила меня узваром, затем посадила на порожки и стала окуривать какими-то сухими ветками, кажется, полынью. Потом села рядом со мной, взяла мои ладони в свои руки и начала очень энергично растирать и мять мои пальцы. Очень скоро мне сильно захотелось в туалет. Когда я вернулась, Домна Федоровна продолжила массаж, но, не прошло и пяти минут, как мне вновь потребовалось отойти. «Ничего, ничего, — посмеивалась целительница. — Все хорошо, все так и надобыть. Это с тебя отрава выходит».