Спроси свою совесть
Шрифт:
«Нарочно придирается, — обиженно подумал он. — И чего ему ещё нужно? Ведь класс чистым будет, а кто убирал — не всё ли ему равно?»
— Сказал же, что я один уберу, — грубовато ответил он. — Не беспокойтесь, класс грязным не оставлю!
Владимир Кириллович внимательно посмотрел на него и подошёл поближе.
— Обиделись? А напрасно.
Иван молчал.
— Вы что же, считаете, что самое главное — это сдать класс чистым?
— А разве нет? — вопросом на вопрос ответил Иван.
— Значит, самообслуживание, по-вашему, вводится только для поддержания чистоты?
— Ну, конечно.
— Слишком
Иван сокрушённо кивнул головой. Взгляд Владимира Кирилловича потеплел.
— Не отпускать бы его, а показать, научить, заставить трудиться — вот что должны вы были сделать! И пусть бы класс был убран не так чисто, важно, что Курочкин сам, понимаете, сам убирал! Понятно?
Иван снова молча кивнул головой.
— Ну, не буду вам больше мешать. Заканчивайте уборку. Надеюсь, что в следующий раз вы Курочкина больше не будете освобождать.
— Ни за что! — горячо ответил Иван.
«Хороший парень этот Сергеев, — уходя, подумал Владимир Кириллович. — И общественник, и спортсмен, и душа у него, судя по всему, не испорченная. Только живётся ему, видимо, нелегко: пиджачок коротковат, рукава обтрепались. Кто у него родители?»
Он стал припоминать краткие сведения, записанные в конце классного журнала: «Отца, кажется, нет. Мать работает в какой-то конторе уборщицей. Значит, получает мало, от силы семьдесят рублей в месяц. А в семье трое. Или четверо?»
И тут же разозлился на себя: «Какой же ты классный руководитель, если до сегодняшнего дня о жизни своих учеников по журнальным записям судишь! Некогда? Нашёл отговорку! Всем некогда, а дело своё нужно делать! Так что в ближайшие же десять дней необходимо побывать у каждого ученика дома, посмотреть, в каких условиях они живут. И начать, конечно же, нужно с Курочкина, потому что он вызывает наибольшие опасения. И нужно сделать это как можно скорее, не откладывая в долгий ящик. Лучше всего сегодня же!»
Женька Курочкин лежал на диване, увлечённый книгой «И один в поле воин», которую ему дал на два дня постоянный поставщик детективных романов в классе Серёжка Вьюн. Вдруг услышал за стеной знакомый голос, заставивший его насторожиться.
«Неужели Владимир Кириллович? — озабоченно подумал он. — Это ещё зачем он припёрся?»
Женька лихорадочно перебирал в памяти все события последних дней, выискивая причину неожиданного посещения, но ни одна из них не казалась ему достаточно основательной. Лидии Васильевне, англичанке, нагрубил? Из-за этого не стоит приходить домой, да она вряд ли и пожалуется. Пятиклассника в перемену по затылку щёлкнул? Совсем пустяки. Двоек вроде за последнее время почти не получал, во всяком случае не больше, чем обычно. Так в чём же дело? Неужели всё-таки из-за англичанки? Он осторожно слез с дивана
— Проходите, Владимир Кириллович, проходите. Садитесь.
Женька прильнул ухом к двери.
— Пришёл познакомиться, как живут мои воспитанники, какие у них домашние условия. Простите, если не вовремя.
— Ах, что вы, что вы, — снова запела мать. — Очень рады вас видеть. Сейчас я мужа разбужу, отдыхает он после поездки. Коля! Коля! — повысила она голос. — Вставай! Женечкин учитель пришёл!
— Стоит ли беспокоить… — нерешительно начал Владимир Кириллович, но Эльвира Петровна не дала ему закончить.
— Ничего, ничего! — жёстко сказала она. — Выспится ещё, успеет. Коля, поскорей! Мы тебя ждём!
В спальне скрипнула кровать, послышалось покашливание, а вслед затем громкий, сочный зевок.
«Да-а, — с невольным сочувствием подумал Владимир Кириллович, — несладко, должно быть, приходится этому Коле. Судя по всему, в доме верховодит она. А характер у неё, кажется, крутоват».
Взглядом он окинул комнату. На полу — ковровые дорожки. На стене тоже ковёр. Над столом — люстра с хрустальными подвесками, в углу на полированной тумбочке телевизор. Сервант дорогой, красного дерева, полон хрусталя и фарфора. Вся обстановка говорила о том, что хозяева живут в достатке.
«А почему бы и нет? — усмехнулся Владимир Кириллович. — Зарплата у машинистов неплохая, гораздо больше учительской. А в семье всего лишь трое.
— Коля, что ты там так долго копаешься? — голос Эльвиры Петровны был уже полон раздражения.
— Иду! — откликнулся заспанный бас, и из спальни вышел отец Курочкина. Он прищурился от яркого света и недовольно оглядел гостя. Владимир Кириллович в свою очередь окинул его быстрым взглядом и тут же отвел глаза в сторону. Всё же он успел рассмотреть тяжёлую, кряжистую фигуру старшего Курочкина, его узловатые рабочие руки, нелепо выглядывавшие из рукавов полосатой пижамы. И рукам, и плечам, и всему телу было явно тесно в этой пижаме.
„Да, не в отца сын пошёл“, — с сожалением подумал Владимир Кириллович, вспомнив худые Женькины руки и узкие плечи. — Впрочем, может, с годами окрепнет».
— Набедокурил, что ли, мой-то? — после взаимных приветствий спросил Курочкин, плотно усаживаясь на стул, который под ним жалобно скрипнул.
— Почему вы так думаете?
— Да уж если учитель на дом пришёл, значит, хорошего не жди.
— Нет, я просто пришёл познакомиться с домашними условиями своих учеников. И заодно поговорить кое о чём.
— Вот с этого и начинайте, — усмехнулся Курочкин. — Так о чём же будем беседовать?
— Хотелось бы узнать, чем занимается в свободное время ваш сын?
— А, это вы вон у неё спросите, — Курочкин кивнул головой на жену. — Это её обязанность. Мне некогда такими делами заниматься. Да и дома я бываю не так часто, всё больше в поездках.
— Чем занимается Женечка в свободное время? — затараторила Эльвира Петровна. — Ах, боже мой, чем может заниматься юноша в его возрасте? Ходит в кино, иногда в клуб, ну и, конечно, готовит уроки: читает, что-то там пишет, решает. Я, право, не вникала в подробности, да и проконтролировать у меня не всегда есть возможность.