Спроси у Ясеня

Скаландис Ант

Мы все пили разную водку, но никто не почувствовал разницы. Водка была совершенно безвкусной, и от нее никто, никто не пьянел.

ВСЕГДА ГОТОВЫ

Прежде чем улететь, Сиропулос объяснил, что завтра мы все поголовно обязаны прибыть в штаб-квартиру службы ИКС, где на гражданскую панихиду соберутся Причастные со всего мира. Оттуда двинемся в аэропорт Майами, далее «Боинг-747», оборудованный под специальный лайнер-катафалк, доставит нас в Неаполь на отпевание и собственно похороны.

Уже возле вертолета Никос коротко переговорил с Тополем и очень долго обсуждал что-то с Ковальским.

К Вербе он даже не подходил.

К

Вербе никто не подходил — не решались. Может, это было чувство стыда? Я видел, как Татьяна пошла к морю, и сразу двинулся за ней. Лешка Ивлев был приставлен к Рюшику и в тот момент носился с ним где-то по лесу, а я решил, что не имею права оставить Вербу одну. Конечно, не тот она человек, чтобы на себя руки накладывать, но мало ли… Береженого Бог бережет.

Татьяна дошла до полосы прибоя, скинула с себя всю одежду, медленно вошла в воду и, не оглядываясь, поплыла. Я невольно залюбовался. Да так, что даже не заметил: любуюсь я не один. Ветер, правда, был с моря, и довольно сильный, но все равно позор — суперагент Ясень называется!

— Красивая она, твоя Татьяна, — сказала позади меня Белка.

— Не прибедняйся, ты тоже красивая, — ответил я ей.

Белка отреагировала странно:

— Тогда я тоже разденусь.

— Конечно, давно пора! — поддержал я это предложение. — Сексуальных маньяков здесь нет.

Белка с детства любила плавать и плавала хорошо. Вдоволь наплескавшись, обе красавицы сели рядом со мной на песочке — одна слева, другая справа. Я мысленно поглядел на себя со стороны: ну прямо Влад Сташевский с обложки газеты «СПИД-инфо»!

— Ну что, девочки, здорово без купальников? Я уже объяснил Белке, что сексуальных маньяков на острове Марио нет…

— Как это нет? — возмутился некто явно не своим злобно рычащим голосом.

Это подкрался к нам великий гуру свами Шакгивенанда. Шутка его пришлась не очень кстати, и все промолчали.

— Тоже, что ли, искупаться? — пробормотал гуру себе под нос.

— Точечку красную смоешь, — глубокомысленно заметила Верба.

— Да и Брахма с ней!

Похоже, уже никому и ни о чем не хотелось говорить. Солнце было горячим, но удивительно ласковьм. Хорошо!

Я закрыл глаза и почему-то подумал, что все сделали также.

— Ну и что ты обо всем этом думаешь?

Вопрос Вербы предназначался явно не мне. И верно, ответил Нанда:

— Базотти был несчастным человеком.

— Базотти был сволочь.

— Одно другому не мешает, Рыжая.

Нанда говорил по-русски, и «рыжая» звучало намного ласковее, чем английское «red» — то ли о краснокожих речь, то ли о коммунистах.

— Ты мог себе представить, что Седой — это он?

— Нет.

— Почему?

— Потому что в нем уживались два человека, — объяснил Нанда. — Прав твой Никулин: действительно доктор Джекил и мистер Хайд. Мне довелось знать только Джекила.

Они замолчали, и я, приподнявшись, оглядел всю компанию. Они действительно лежали лицом вверх и загорали с прикрытыми веками.

— А что делал доктор Джекил, когда убивали Малина?

— Доктор Джекил предупреждал его.

— То есть? — Верба буквально вскочила.

— Ну, вообще-то не сохранилось записей разговоров Дедушки ни с Осокорем, ни с Корягиным, ни даже с Ясенем. Но кое-что слышал Сиропулос от Корнелио и Лауры. Когда Базотти спустил с цепи Григорьева, он заметался: вывел

из-под удара тебя (помнишь, Рыжая, свою срочную командировку в Питер?), потом предупредил Осокоря, а когда Петю убили (вот этого Базотти не ожидал!), накрутил Корягина, заметая следы. Остается лишь гадать, сказал ли Дедушка Ясеню, что до места встречи тому уже не доехать? Да и знал ли Базотти, где притаится наутро Золтан? Мне кажется теперь, что и это большой вопрос. А доподлинно известно лишь то, что Дедушка признался Малину в убийстве Чистяковых. По телефону. В тот самый вечер, за несколько часов до роковой поездки на Рублевку. Да, ребята, Сиропулос слышал это своими ушами.

— И сейчас рассказал тебе там, возле вертолета? — спросила Верба.

— Ага, — ответил Анжей. — Так что ты права была, Рыжая. В каком-то смысле это самоубийство.

К этой информации комментарии, как говорится, были излишни. И мы все опять с минуту помолчали.

— Что же теперь? — поинтересовалась Белка. Вопрос был резонный, но лично я мог дать на него очень приблизительный ответ.

— Завтра мы полетим в Неаполь. Оттуда гораздо ближе до Ланей. Это под Женевой, где сейчас твои родители. Очевидно, туда ты и поедешь. А дальше…

— А дальше, Ясень, еще никто не знает. Никто, — сказал Кедр.

Он подошел вместе с Пальмой и, посмотрев на Вербу с Белкой, добавил:

— Любаня, раздевайся. Сегодня, я так понял, в честь Нового года все женщины на острове Марио ходят голыми.

— А мужчины?

Это уже спрашивал Тополь. Он начал стаскивать свои любимые кожаные брюки и чуть не упал по ходу этого процесса.

— Давайте устроим большой и славный группешник, — предложил Горбовский, широко улыбаясь.

Это была реплика из какой-то совсем другой пьесы. И я вдруг понял, что Леонид Андреевич Вайсберг пьян. В такое с трудом верилось. На моей памяти Тополь впервые утратил контроль над собой. А судя по лицам остальных, это и для них было в новинку.

— Господа-товарищи Причастные! К торжественным похоронам Седого Дедушки Фернандо Базотти будьте готовы! — зычно провозгласил Тополь.

И мы все с неожиданным единодушием дружно гаркнули:

— Всегда готовы!!!

Над всем югом Италии висели жуткие свинцовые тучи. А в небе над Неаполем бушевала настоящая гроза. Аэропорт не принимал самолетов, но Сиропулос приказал садиться, и пилот, как человек военный, ослушаться не смог. Каким-то чудом все обошлось.

Даже самые старые неаполитанцы не помнили такого, чтобы лило без перерыва три дня, а в низких и почти черных облаках прятались верхние этажи домов и шпили церквей.

Базотти отпевали в главном костеле города. Народу собралось не меньше, чем в семьдесят восьмом в Риме на похоронах Альдо Моро. (И откуда у меня вылезло такое сравнение? Сам не пойму. Не был я в семьдесят восьмом в Риме. Честное слово, не был.) Толпа стояла не только внутри, но и на улице. Говорились какие-то речи, орган играл очень красиво—в общем, все как положено.

А потом наступили минуты прощания.

Каким бы ты ни был, Фернандо Базотти, ты сыграл не последнюю роль в истории нашей планеты и ты достоин того, чтобы к тебе сегодня пришли все эти люди. Кого еще провожали вот так в последний путь? Ленина? Сталина? Мао? Ну, это уж ты махнул, Разгонов, на тех похоронах масштабы были другие. Однако ассоциации забавные. Характерные, я бы сказал.