Спроси заклинателей духов
Шрифт:
Получил ключи от уютного коттеджа с верандой, с тремя шезлонгами, с коммунальными удобствами, с клумбами и тропинками вокруг, а главное, в такой чаще, что в самую пору играть в индейцев. Даже ворчавшему с утра Авдею место очень понравилось, он заулыбался, тут же деловито устроился на веранде, достал из саквояжа две бутылки «Магаданского пива» десятидневной давности и с удовольствием раскупорил их.
— Живут же люди! — вздохнул он, обозревая все вокруг.
Глафира была на седьмом небе.
После обеда пошли втроем прогуляться по набережной. И тут Авдей по привычке все изучать
Глафира смотрела на все, открыв рот. Старушки, гарцевавшие в шортах… Девчушки, без бюстгальтеров, глянцево-шоколадные, окружили мороженщицу… два грузина в папахах и босиком… знойная яркая брюнетка с длинной папиросой в зубах, в накинутой на голое тело вывернутой дубленке. Два мускулистых красавца, несущих на плечах по роскошной блондинке, а на каждой блондинке по огромному рюкзаку, — это туристы направляются в горы…
Поглядев на себя со стороны, почувствовал Авдей собственную ветхозаветность и приближающуюся старость.
— Это иностранцы, да? — тихо спросила Глафира.
— Какой к черту иностранцы! — начал заводиться Авдей. — Наши все! Доморощенные! И ты через неделю такой будешь!
— Что ты, Авдюша, что ты…
Тут уж Авдей явно перебрал.
— Извини, Глаш… Идем к морю…
Воды Глафира боялась. Плавать не умела. Они позагорали немного. Авдей повозился в воде с Тимошей.
— Домой пора… много сразу нельзя, Глаш… Много солнца вредно…
Купила ему Глафира белую полотняную фуражку с надписью по козырьку: «Ну, погоди!», где вместо кокарды эмблема с волком, немыслимой расцветки плавки, шлепанцы — японские гета на деревянном ходу, которые он тут же отдал Глафире, решив ходить босиком.
Многому научился в своей жизни Авдей, одного не умел — отдыхать. И здесь он с утра отправлял жену и сына на пляж, а сам садился на веранде, доставал книги, папки, рукописи, карты и схемы и работал в тишине, пока солнце не ударяло.
Перед обедом уходил на пляж, отыскивал своих, окунался в волну, лежал минут десять, затем торопливо одевался и тащил всех в столовую.
На пляже он с интересом всматривался в лица отдыхающих. Жизнь и без того коротка, чтобы отдавать ее всю нуждам производства — вот и все, что мог он прочесть на блаженных лицах отдыхающих.
После обеда, пока жена и сын спали, он сидел в библиотеке. На полдник они не ходили. А вечером, взяв малыша, Авдей уходил в кафетерий напротив Дома творчества. Там он покупал сыну безе — кулинарить тут умели, — а себе брал бутылку минеральной.
Он понимал, что такой распорядок у него только от того, что нет рядом друзей, нет товарищей. А заводить новые знакомства он не любил, даже за столом ни с кем не разговаривал.
В еде он понимал толк. Дома он даже брился после завтрака, чтобы запах одеколона, обязательно после бритья, не мешал ему ощущать ароматы кофе и хорошего табака.
А между тем жизнь на курорте текла под шепот волн и ласковое поглаживание солнца. «Боже, так хочется дождя, как омовения, — думал Авдей. — Так хочется дождя!»
И дождь пришел откуда-то с юга, с тяжелыми турецкими тучами, и обрушился ливнем на Коктебель и округу. И вместе с
— Каким дождем тебя занесло? — смеялся Авдей.
— Чукотским!
Это был старый приятель — журналист Коля Бобров. Давно они на Чукотке вместе, в одном поселке начинали.
— Решил заглянуть, узнать, как ты устроился. Путешествую по Крыму. Ребята дали твои координаты.
— Это ты здорово придумал! Это ты здорово! — засуетился Авдей. — Совсем я тут одичал от скуки — никого наших. В отпуск с друзьями надо ездить, с друзьями! Ни в коем случае с женой!
Глафира улыбнулась, качая головой. Она тоже давно знала Николая и была рада земляку.
— Вот тут парятся груши, — Авдей выдвинул ящик письменного стола, — и орехи. Миндаль. Надо кожицу с них снимать, пусть высыхают, знатные орехи. Самый раз. Никогда не пробовал. А ты?
— Я тоже.
— Ходил в горы? — спросил Николай.
— Лазил… горы как горы… только разговоры… у нас ничуть не хуже, даже лучше, — тоскливо пробормотал Авдей.
Глафира ушла в коридор мыть стаканы.
— Как отдыхаем? Доволен?
— О! Конечно, — ответил Авдей. — Рай, а не место. Работать хорошо, никто не мешает. Но долго я здесь не выдержал бы. Уже готовлю чемоданы, через две недели уезжать.
— Понятно, — вздохнул Николай. — Я тоже по Чукотке скучаю. Отсюда в Москву, а там на самолет. А ты мучайся здесь на юге, — засмеялся Николай, — мучайся.
Глафира поставила на стол стаканы, и тут Николай заметил на ее руке серебряное колечко с темным камнем.
— Местное? — спросил Николай.
— Ну да! — махнул рукой Авдей. — Тут все чокнулись. Ну, всем-то ладно, а тебе-то, Глаша! Опозорила!
Глафира улыбалась.
…У всех курортников на пляже было одно занятие — рылись в гальке и собирали на берегу, величиной с ноготь мизинца, разноцветные камушки. Это были осколки яшм, агатов, сердоликов, кварца, кальцита, кремня. Среди разноцветной окатанной морем каменной мелочи попадались красивые камушки, которые предприимчивые люди оправляли в металл, и получалось вполне приличное кольцо с вполне приличным камушком. На берегу местный промкомбинат построил даже две палатки, где можно было выбрать или заказать кольцо с любым камнем. Тут же работала мастерская по обработке камня. Дело было поставлено на широкую ногу — ни одна отдыхающая не уезжала без сувенира.
Камни были «болезнью» Авдея. Во время ежегодных летних экспедиций в горах и тундре Чукотки ему удалось собрать большую минералогическую коллекцию. Специализировался он на драгоценных и полудрагоценных минералах, а также на поделочных камнях. Объяснить это можно тем, что еще на заре своего увлечения, когда он мало что смыслил в геологии, в основу коллекционирования он положил эстетику камня. Так и пошло.
Будучи известным в своих краях ученым, он не стеснялся во время отпуска уходить с отрядом в три-четыре человека в геопоход, на поиски камней. И ни одной экспедиции, где он был рабочим, со всеми на равных, не было неудачной. «У тебя легкая рука, — говорили ему геологи. — Так бывает. Был бы ты геологом, тебе бы везло».