Спрячь. Ищи. Найди. Продай
Шрифт:
В марте 2008 года Тальмана окончательно выпустили на свободу, но всего спустя неделю после того, как он покинул следственный изолятор, его имя снова попало на первые страницы газет — неизвестный устроил засаду у его дома и всадил в него две пули — одна попала ему в левое предплечье, вторая раздробила левую лопатку. Денису, однако, и в этот раз чертовски повезло, так как после второго выстрела пистолет нападавшего дал осечку.
Кстати, понять, кто заказал Тальмана, было совсем не трудно — это было местью за то, что он осмелился
4
Тальман дошел до конца коридора и остановился, чтобы проверить, кто пытался дозвониться до него во время разговора с директором музея. Он подсел на кушетку сбоку от двери крайнего кабинета и достал из кармана брюк мобильный телефон.
Его внимание вдруг привлек знакомый голос, доносившийся с лестничной площадки, в которую упирался коридор. Стена и большой горшок с папоротником не позволяли увидеть мужчину, стоявшего у лестницы, но Тальману и так было не трудно догадаться кто это — это был Альберт Хоман, куратор НАМСИ, беседовавший с кем-то из музейных работников.
Фамилия художника Эуса, упомянутая одним из собеседников, еще больше разогрела любопытство Дениса, и он даже встал с кушетки и примкнул к углу стены, чтобы получше слышать беседу. До его ушей донеслись следующие слова:
— То есть, сомнений, что это подлинник, нет? — спросил Хоман.
— Если бы это была официальная экспертиза, то я бы без колебаний написал, что это подлинник. Редко бывает столько совпадений. Марта сделала графологический анализ и тоже подтвердила, что подпись не подделана.
— Борис, ты понимаешь, что у тебя в руках? Это неизвестный подлинник Эуса!
— Я-то понимаю, да вот, поймет ли это твой друг? Описания подобной картины я не встретил ни в одном каталоге, но мало ли что. Раз этот рисунок вставлен в раму, значит, он когда-то висел на чьей-то стене. Только вот непонятно на чьей…
— Я ему посоветовал сдать картину государству.
— Это ты правильно сделал, а то еще окажется, что она ворованная. Я, кстати, прочитал пару статей о Фарбелене. Оказывается, что во время войны, в угольной шахте возле этого городка, немцы прятали награбленные у имагинерских евреев ценности. А что, если дед твоего друга нашел картину именно там? Это бы объяснило, как она попала на чердак.
— Почему бы и нет? Звучит правдоподобно. Я ему расскажу об этом.
— И пусть он будет осторожен с этой штукой, Альберт. Самый обычный эскиз Эуса стоит порядка пятидесяти тысяч евро, а эскизы, по которым он писал «Демона и ангела», и до полумиллиона могут дойти. А этот эскиз еще и в раме, да с припиской от художника. Я и не знаю, сколько такое может стоить. Пусть он сдаст его государству, так безопаснее всего.
Тальман напрягся еще больше, услышав, что речь заходит о стоимости обсуждаемой
— Значит, Борис, ты полагаешь, что эта картина могла принадлежать какой-нибудь богатой еврейской семье? — почесав подбородок, спросил Хоман.
— Вполне возможно, картина ведь не могла откуда-то с неба свалиться. Пусть с этим разбирается Министерство культуры.
— Ну, спасибо за работу, Борис. С меня причитается.
— Пожалуйста, Альберт. Если твоему другу дадут за эту картину что-нибудь, пусть мне бутылку дорогого вина пошлет. Я заслужил, — засмеялся собеседник Хомана.
— Обязательно. Ну ладно, Борис, еще раз спасибо. Мне сейчас в кабинет нужно зайти, пока.
— Давай, пока.
Разговор на этом закончился, и Хоман, зажав под правую мышку бумажный пакет с картиной, направился в сторону коридора, а его собеседник пошел вниз по лестнице.
— Хоман, привет, — куратора окликнул Денис Тальман.
— А, Денис? Привет. Какими судьбами? — Альберт повернулся к кушетке и увидел знакомое лицо, не раз бывавшее в музее.
— Привет. Я сейчас был у вашего директора, мы опять говорили насчет украденных статуэток.
— Ну, и как? Результаты есть?
— Пока ничего конкретного. Недавно их пытались сдать в металлолом. Я пытаюсь выйти на след грабителей.
— Вот как…
— Хоман, я тут случайно услышал, что ты говорил о какой-то картине Эуса. Можешь поделиться подробностями? Она принадлежит какому-то частному коллекционеру, да?
— Мой знакомый попросил меня проверить подлинность одной картины. У нее есть проблемы с происхождением, вот я ее и взял, чтобы провести экспертизу. Я ему посоветовал сдать ее государству.
— А что показала экспертиза? Это подлинник?
— Очень вероятно, что подлинник.
— А ты можешь дать мне его номер телефона? Если он решит ее продать, я ему сразу найду покупателей. Он за нее хорошие деньги получит.
— Сперва нужно разобраться, кто ее владелец. У нее нет никакого провенанса, так что продать ее законным образом пока нельзя. Да и этот человек не коллекционер.
— Ну, ты мне, все-таки, дай его номер телефона. Пусть он будет иметь меня в виду, когда разберется с провенансом.
— Ты, Денис, вроде больше не занимаешься аукционами?
— Аукцион и галерею я давно закрыл, но иногда выступаю посредником в сделках, наблюдаю за рынком, и так далее. У меня полно связей, так что твоему знакомому я могу быть очень полезен.
— Ну, ладно, дам я тебе номер. Только ты, смотри, не впутай его в какую-нибудь историю, — Хоман посмотрел на Тальмана испытательным взглядом, вынимая из кармана мобильный телефон.
— Обижаешь, Хоман, — брови Тальмана приподнялись, выражая удивление от того, что в его честности усомнились, — у меня все корректно. Не собираюсь же я эту картину красть. А можно я на нее взгляну?