Спрятанная принцесса
Шрифт:
– Так говорят жрецы?
Фермер постарался отвести глаза, когда девушка поймала его взгляд.– У вашей сестры дурной глаз, госпожа, спаси нас Единый, – бросил он Ирэн.
– Нахал! – воскликнула та, перенося гнев с Мадлен на него. – Я не потерплю таких слов в нашем доме, предупреждаю!
– Да, – вздохнул Сомерс. – Иноземцы.
Ирэн поджала губы. Ее оливковая кожа и темно-карие глаза свидетельствовали, что она родилась далеко отсюда, на границе с южными землями. Хотя Ирэн предпочитала говорить
– Ты отнял у меня слишком много времени. Обратись со своими жалобами к господину Пунту, – высокомерно произнесла она, давая Сомерсу понять, что его аудиенция окончена.
– Так и сделаю, госпожа. Я хочу, чтоб он заплатил мне десять золотых за индюка и еще двадцать серебряных за потерю кур.
– Десять золотых! – вскричала Ирэн и стиснула зубы, с ненавистью глядя на обнаглевшего фермера. – Да ты никогда в жизни не видал таких денег! Почему это господин Пунт должен платить за твоего больного индюка? ДА и за эпидемию мы распачиваться не будем.
Сомерс прищурился и выдал всё как на духу.– Он ваш муж и господин над вашей сестрой, разве нет? Моя жена говорит, вчера девочка была у нас, дала ей хорошие подарки, чтобы та пустила ее в курятник. А сегодня вся птица сдохла… Это дела ведьмы, я знаю. Вы держали тут иноземную колдунью, та обучила девочку невесть чему, и вот что вышло! Мой индюк должен был продаваться на ярмарке в Монтэрре, а теперь лежит мертвым камнем!
– Госпожа Эдэль не ведьма, – твердо сказала Мадлен. – Она была послана самой бабушкой Мериндой, храни ее Единый, и научила меня целительству.
– А чему еще она вас научила? Ходить тайком по окрестностям и встречаться с мужчинами на мельнице, да? Как раз в этот день!
Не решаясь поднять глаза на сестру, Мадлен почувствовала, как у нее подгибаются колени. Всё тайное слишком быстро стало явным.
– Я не сделала ничего плохого вашей птице, Сом, – сказала она. – Эдэль учила меня лечить животных, а не вредить им.
– Встречалась с мужчинами на мельнице? – спросила Ирэн на южном наречье.
– Я только проходила мимо сэра Тэдора, когда он собирался уезжать, – быстро ответила Мадлен на родном языке. – И сказала ему несколько слов на прощание.
– Мэд, ты несусветная маленькая дура, – прошипела сестра сквозь зубы. – Боги, ты кончишь уличной шлюхой из-за своего безрассудства!
Мадлен опустила голову. Ей нечего было сказать в свое оправдание.– Иноземцы, – проворчал Сомерс, наблюдая за ними.
Ирэн тут же повернулась к фермеру.– На мельнице определенно была не Мадлен. Она по моему приказу весь день провела в усадьбе. А ты… Мне очень не нравятся твои слова о дурном глазе и неприличные утверждения, которые позорят мою сестру. А теперь уходи.
Мадлен прекрасно понимала, что это затишье перед бурей, стоит фермеру покинуть усадьбу, как шквал негодования сестры обрушится на ее голову.
– Я
– Убирайся! – приказала Ирэн. – Или стражник вытолкает тебя за ворота!
– Проклятые иноземцы! – огрызнулся Сомерс напоследок и, даже не поклонившись дамам, пошел к выходу.
Боль утраты. Что может быть сильнее. Мадлен сидела в роскошных апартаментах бабушки Меринды, до боли сжав руки. В ушах звенело, на глаза наворачивались слёзы. Всё, что происходило вокруг, казалось, было страшным сном, находящемся в неком отдалении от убитой горем девушки. Она слышала резкий голос спорившей с кем-то леди Кларис, но единственным отчетливым воспоминанием Мадлен был презрительный отказ Тэдора.
Прошло уже несколько недель, а она помнила каждое слово из письма господина Пунта, которое читала ей Ирэн, пока девушки занимались рукоделием в Бэлатэрре. И даже не имело значения, что жреческий суд в Монтрре, писал им сэр Пунт, отклонил как необоснованные все обвинения в убийстве птиц. Никого не волновало, что урон от падежа птицы возмещен сельским жителям с такой щедростью, на какую никто не смел надеяться.
В столице, читала Ирэн, перевернув страницу и многозначительно посмотрев на Мадлен, состоялось оглашение имен вступающих в брак. Тэдор Мирэй женится на некой Люсьен Жанэтт, вдове какого-то безвестного рыцаря с севера Эстрры.
– Госпожа. – Мадлен вздрогнула. Подняв голову, она увидела камергера в бело-красной ливрее. Он поклонился: – Ее светлость примет вас в спальне.
Мадлен осознала, что леди Кларис Кроуфорд и ее длинношерстную Ню провожают из приемной бабушки Меринды. Несмотря на раздраженный тон, Кларис казалась весьма довольной результатами визита. Когда почтенная леди проходила мимо, великолепная в своем тяжелом парчовом одеянии, Мадлен поклонилась, получив в ответ презрительный кивок и ворчливое мявканье от восточной кошки. Слащавый шлейф ее духов только разозлил удрученную девушку.
Должно быть, все отлично знали, что она впала в немилость у бабушки и та вызвала ее для беседы. Конечно, прием в личных покоях ее эльфийской светлости – это большая честь, даже ее любимая подруга Кларис не проникла дальше приемного зала, но все потому, что бабушка Меринда хотела в строжайшем уединении обсудить с внучкой ее похождения с птицей да джентльменами.
Мадлен проследовала за дворецким через приемную, мимо стоявшего под балдахином кресла для аудиенций. В спальне бабушка Меринда как раз снимала подбитый горностаем плащ, а горничная освобождала ее от неудобной шляпы, украшенной сверкающими изумрудами и серебряными рельефами.
Эльфийка обернулась, распущенные волосы черными волнами рассыпались по ее обнаженным плечам. Миндалевидные глаза удивительного темно-фиалкового оттенка пристально следили за тем, как Мадлен кланяется родственнице. Бабушка… одним богам известно, как эта женщина сумела сохранить молодость и красоту тридцатилетней яркой особы.
– Спаси вас и храни Единый, моя любимая бабушка, – сказала Мадлен и, не выпрямляясь, продолжала глядеть на синий крест, вытканный на шамсмаденском ковре. Повисла неловкая пауза. Каждая думала о своём. Главное, Мадлен от этого становилось страшно и неуютно.