Спускаясь к тебе

Лейтон Мишель

Я вспоминаю о своем решении рискнуть и сойтись с Кэшем. Но думаю и о том, какую поддержку оказал мне Нэш, когда я позвонила, каким он был заботливым. Если Джинджер права, несмотря на наружность, любой из них может на поверку оказаться Гейбом. Но откуда мне знать, какой окажется, а какой нет?

А может, они оба такие.

Доверяй себе. Полагайся на то, в чем уверена. Нэш – хороший парень. Кэш – плохой парень. Плохие парни не меняются.

Но Нэш несвободен.

А Кэш наоборот.

Нэш ничего мне не обещает.

Кэш хочет быть честным

и дать мне то, что может.

Стоит ли связывать с одним из них свою жизнь? Или мне лучше повернуться спиной к ним обоим? И убежать.

Чувствуя мое настроение, Джинджер меняет тему на гораздо менее депрессивную – секс-игрушки.

Ох, Джинджер!

* * *

Ужасаюсь, когда, войдя в дом, вижу посреди гостиной больничную койку. Сердце падает на лиственничный пол с глухим стуком, который слышу только я.

Вот отец сидит в любимом кресле-качалке, положив закованную в гипс ногу на подушку. От этой картины мне становится немного легче, хотя я все равно в смятении. Гипс не на нижней части ноги, как я думала. Он до самого паха. Отец сломал бедро. И никто мне не сказал.

Провалились бы они все к черту!

Я ставлю вещи на пол и прямиком к отцу – руки уперла в бедра, вся в праведном гневе.

– И ты не мог позвонить и сказать мне? По твоей милости я узнала все последней, от Джинджер, через несколько дней.

По выражению его светло-карих глаз вижу, что он настроен пригладить мои взъерошенные перья. Именно это желание избегать конфликтов в конце концов заставило мать бросить его и отправиться на поиски более зеленых, более тучных пастбищ. И более богатых. И более прибыльных. Вообще-то говоря, любых других, помимо того, на котором она паслась. Корова!

Иногда это все, что я могу сделать, чтобы не ненавидеть ее.

– Ну, Панк, – начинает отец, используя мое детское прозвище, отчего я всегда становлюсь как замазка в его руках. – Ты ведь знаешь, я от тебя никогда ничего не скрываю, если только не считаю, что так будет лучше. У тебя и своих проблем достаточно с этой новой работой, с учебой – весь последний год, – с кузиной, у которой ты живешь. Я не хотел увеличивать твою ношу. Попробуй посмотреть на ситуацию с моей стороны, – мягко завершает он.

Не могу сердиться, когда отец такой. Хотя, должна признаться, это может очень раздражать.

Я опускаюсь на колени у его ног:

– Пап, ты должен был позвонить.

– Лив, ты ничего не могла сделать. Только переживала бы. А теперь ты потеряешь работу. Из-за меня.

– Это не так важно. Джинджер говорила о ягнятах. Я быстренько сделаю все, что надо, и вернусь на работу.

Отец закрывает глаза, откидывает голову на подголовник и покачивается взад-вперед, сдерживая гнев. Несколько секунд он молчит, эффектно подводя черту под этой частью разговора.

Еще одна его досадная привычка. Он просто перестает – говорить, спорить. Просто… перестает.

Я замечаю несколько новых седых волосков у него на висках, в прошлый раз их не было. И кажется, складки, обрамляющие его рот, залегли

глубже. Сегодня он выглядит намного старше своих сорока шести лет. Тяжелая жизнь, полная разочарований, берет свое. И теперь это проявляется.

– Чем тебе помочь, папа? Я здесь, так что можешь поручить мне какую-нибудь работу. Как твои книги?

Отец не смотрит на меня, но отвечает:

– Книги в порядке. Пока тебя нет, вести их мне помогает Джолин.

Я скрежещу зубами. Джолин считает себя бухгалтером. Только никакой она не бухгалтер, и близко не стояла. Уверена, там столько всего напутано. Я тяжело вздыхаю и меняю тему:

– А что с домом? Надо что-нибудь сделать?

Наконец отец поднимает голову и смотрит на меня. Глаза веселые.

– Я взрослый мужчина, Лив. Я умею справляться сам, без пекущейся обо мне доченьки.

Округляю глаза:

– Мне это известно, папа. Я совсем не о том говорю, ты сам знаешь.

Отец протягивает руку и хватает прядь моих волос рядом с ухом. Дергает, совсем так же, как тягал меня за хвостики, когда я была маленькой.

– Я знаю, о чем ты. Но кроме того, знаю, что ты считаешь, мол, заботиться обо мне – это твой долг, особенно после того, как твоя мать ушла. Но это не так, дорогая. Если я буду видеть, как ты гробишь свою жизнь, все время возвращаясь сюда, это меня доконает. Иди и ищи себе лучшей доли где-нибудь в другом месте. Вот что сделает меня счастливым.

– Но, папа, я не…

– Я знаю тебя, Оливия Рени. Я тебя вырастил. Знаю, что ты планируешь и как рассуждаешь. И я прошу тебя не делать этого. Просто оставь меня здесь, в этой жизни. А для тебя найдется что-нибудь получше в другом месте.

– Папа, я люблю этих овец и эту ферму. Ты сам знаешь.

– А кто говорит, что не любишь? И мы всегда будем здесь. Чтобы ты могла приехать в гости. И однажды, когда меня не станет, все это будет твоим и ты поступишь с этим, как захочешь. Но пока это все мое. Мои проблемы, моя жизнь, мои тревоги. Не твои. Твоя забота – получить образование и найти хорошую работу, чтобы переплюнуть своего старика раз в десять. Тогда, может быть, я позволю тебе вернуться домой. Как тебе это нравится?

Я знаю, что он делает, к чему ведет разговор. И понимаю это. Я чувствую свою вину. Но согласно киваю и улыбаюсь отцу только для того, чтобы его успокоить. Он не знает одного: я никогда не брошу его, как она. Никогда. И никогда не променяю людей, которых люблю, на легкую жизнь. Никогда.

– Раз уж ты здесь, у меня есть просьба. Ну, на самом деле две.

– Назови.

– Я там собрал все для чаквэгон бинс [8] . Приготовишь на ужин?

– Это твое любимое блюдо. Конечно приготовлю.

8

Чаквэгон бинс – традиционное американское блюдо из красной фасоли с ветчиной, луком, чесноком и томатным соусом.