Спутница по июньской ночи
Шрифт:
Пока он умывался, солнце пропало за деревьями, и лишь тонкая полоска неба всё ещё яростно багровела над горизонтом…
– Тихон, где вы? – неожиданно услышал он встревоженный голос за спиной.
Тихон оглянулся и разглядел Лену на невысоком срезе косогора.
– Здесь я…
– Вы скоро, а то я боюсь, – голос у нее дрожал, и Тихон невольно подумал, что она и в самом деле совсем еще девчонка.
– Иду… Только чего же вам бояться? Кругом такая тишина и благодать, – неожиданно ударился в лирику Тихон.
– Мне от тишины вашей как раз
– Что? – он уже поднимался к ней на косогор.
– Подумала, что и вы от меня сбежали…
– Куда я от вас сбегу?
– Не знаю.
– Да и кто это от вас сбежал? – спохватился Тихон. – Не пройдет и часа, как он будет здесь.
– Вы так думаете?
– А чего тут думать – никуда он не денется, приедет…
Костерок она запустила, и он лишь слабо пульсировал в наступающих сумерках. Да и вообще, как вдруг почувствовал Тихон, от их стана повеяло удручающим холодком неустроенности, так что и в самом деле можно было забояться.
– Что же вы за костром не уследили? – упрекнул Тихон.
– Я думала, что нам дров не хватит, – виновато ответила Лена.
– Дров – море! Здешними дровами можно целый поселок обогреть, – наставительно заметил Тихон. – Надо только не лениться.
И он, почувствовав неожиданный прилив энергии, взялся за дело.
Через полчаса ярко пылал костер, надежно высилась объемистая куча дров, а сами они сидели на удобных чурках возле «скатерти-самобранки».
IV
– За что же нам выпить? – спросила Лена, заглядывая в свой пластмассовый стаканчик.
«За то надо бы выпить, – брюзгливо подумал Тихон, – чтобы ты впредь умнее была».
Он и вслух попытался выразить эту гениальную мысль, но запутался в словах, которыми собирался упрекнуть Лену, поэтому смущенно закончил:
– В общем, за лучшую половину человечества!
– Вы это серьезно? – она внимательно посмотрела на него.
– Вполне, – Тихон сделал вид, что ему надо поправить костер и потянулся к головешке.
– Спасибо, – догнал его голос Лены, в котором Тихону почудилась легкая насмешка.
Они выпили, и Тихон сплеснул остатки водки из стаканчика в костер. Закусили вначале свежими огурцами, потом бутербродами с колбасой и сыром.
– Вы проголодались? – спросила Лена.
– Да нет, не очень, – соврал почему-то Тихон.
– Тогда мы еще немножко подождем Валерика, хорошо?
– Хорошо…
И вот так странно, «Валерик», называла она его.
У Тихона от выпитой водки стало спокойнее на душе, и он уже с любопытством присматривался к Лене. Ему хотелось понять, за что она полюбила Валерку, чего особенного в нем нашла, если решилась на такое… Ведь за свои семнадцать лет она наверняка не раз с парнями встречалась и ничего, а встретила Валерку и – готово… Что в нем, Валерке, такого? Грудь впалая, ручки тонкие, не мужик, а… Да что там говорить – сын каменных джунглей. А вот, поди ж ты, – девкам спуска не
– О чем вы думаете, Тихон?
– Да так, – смутился Тихон, – ни о чем…
– Расскажите о себе, – вдруг попросила Лена, да таким тоном попросила, такие малиновые подголоски вдруг зазвенели, что Тихон удивленно уставился на нее. – Вы ведь к нам из деревни приехали, да?
– Из деревни, – Тихон перевел дыхание и впервые подумал, что Валерке давно пора возвращаться. Он потянулся за бутылкой и налил в стаканчики поровну, хотя перед этим думал, что надо бы ей наливать поменьше.
– И вы не скучаете? – она открыто и доверчиво смотрела на него детски-порочными глазами.
– Почему же – скучаю, – сдержанно ответил Тихон и поднял свой стаканчик.
Они выпили. Потом, чуть позже, Тихон заметил, что Лена отпила лишь половину, и в душе порадовался за нее.
– А почему вы остались в городе? – настойчиво продолжала допытываться Лена, закуривая и морщась от дыма.
«В самом деле – почему? – задумался Тихон. – Привык к городу за пять лет учебы в институте? Так к деревне-то мне привыкать не надо, я там родился, вырос, однако же, деревню свою бросил, живу в общежитии. Кто его знает – почему…»
– Наверное, психологический фактор свою роль сыграл, – по-ученому ответил Тихон.
– Как это?
– Да так… Я все детство и потом, когда уже в школе учился, особенно – в старших классах, о городе только и слышал. Все говорили, что там не надо вкалывать, как в деревне, по двенадцать часов в сутки. О тех, кто уехал в город и там устроился, отзывались, как о счастливчиках… Так вот и готовили во мне будущего горожанина…
Лена, казалось, внимательно слушала, задумчиво и серьезно глядя на Тихона. Но в одну из пауз она неожиданно сказала:
– Вы знаете, Тихон… Конечно, извините меня…
И он, вначале непонимающе уставившись на нее, вдруг густо покраснел и поспешно отвел глаза.
– Вы немного проводите меня? А то там так темно и страшно, – капризно пожаловалась она, поднимаясь со своего сиденья.
А ночь и в самом деле таинственно и настороженно поджидала их, и стоило сделать несколько шагов от костра, как она ожила непонятными звуками, дохнула в лицо ощущением чьего-то незримого присутствия. И вначале вполне естественным показалось Тихону, что Лена судорожно схватила его за руку, прижалась, путая и сбивая шаг. Он почувствовал ее дыхание где-то у самого уха и не сразу различил ее слова:
– Только не уходите далеко, пожалуйста, – попросила она. – Я умру от страха, если вы уйдете…
От темной ночи и прикосновения Лены, от ее шепота и запаха волос, значение слов становилось как бы шире, вбирая в себя и еще что-то, лишь подразумевающееся в интонациях голоса, в деталях этой неожиданной ситуации…
– Я не уйду, – хрипловато пообещал Тихон. – Я здесь постою.
– Спасибо… Ой, до чего же темно, – она растворилась в ночи, но продолжала говорить: видимо, ей было легче переносить страх при звуках собственного голоса.