Спутники Волкодава
Шрифт:
— Вот и усмиритель Памелы явился! — приветствовал его Армии. — Куда это ты вчера запропал?
— Ты, брат, такое зрелище пропустил! Видел бы ты, как посетители «Борова» через черный ход повалили! — вторил ему Сестий. — Картинка была почище, чем когда мы чучело волка в столовую префекта приволокли!
— Да он небось, пока мы глаза на Хряка пялили, новую девку подцепить успел! Потому сегодня у Непра и не появлялся. Так ведь? — предположил Гвен.
— Что касается девок, Блоссий обещал нам новую балладу, а мы его уже третий раз перебиваем. Дайте Эвриху пива, пусть промочит горло и послушает. А потом и о своих похождениях расскажет, если есть что. — Дифан толкнул уткнувшегося в кружку белокурого юношу. — Рвани-ка свою балладу, пока слова не забыл.
Блоссий покосился на усаживающегося за длинный тяжелый стол Эвриха и, осушив кружку, произнес:
— А
Эврих, потянувшийся было за поданной ему Армином кружкой, скорчил Блоссию зверскую рожу:
— Ты лучше пой, а о том, где я был и что за слухи до тебя дошли, помолчи до времени! И без того тошно!
— Вот как? А я думал, ты в восторге. — Блоссий расправил плечи и откашлялся. — Итак, правдивейшая история, которая произошла со мной на рыбалке этой осенью.
Белокурый юноша тронул струны, и собравшиеся в «Обжорке» притихли, а Габрота, выглянувшая из кухни, оперлась на притолоку двери и замерла, выжидающе поглядывая на певца.
С дружком мы отправились рыбу удить,Винца захватили, чтоб горло смочить.На речку вечернею зорькой прийти,Но занятым место для ловли нашли.Там юная дева стирала белье,И глаз я не мог отвести от нее.Обтянута плотно рубахою грудь,Такую б потискать, помять, ущипнуть!А сильные ноги, а плоский живот!От зрелища этого что-то встает…Конечно, не волосы на голове,Других не судите, друзья, по себе!Школяры захихикали и, стукнувшись кружками, грянули: «Других не судите, друзья, по себе!»
Монетку мы бросили — вот ведь беда —Дружку моему повезло, как всегда.К девице хитрец подобрался бочкомИ начал болтать с ней о том и о сем:Про речку, про рыбу, рассвет и закат,Про то, что пленил его девичий взгляд.Красотка смущалась, алела, как мак, —Дружок был умасливать девок мастак.Сокровища лапал везучий дружок,Я ж, глядя на это, совсем изнемог…Над чем тут смеяться? На месте моемЛюбой бы себя ощущал дураком!— Ишь, пакостник! — восхищенно проворчала Габрота, когда Блоссий примолк и потянулся за пивом.
— Ты, рыболов, пить или петь будешь?! — возмущенно заорал Дифан, а Гвен ловко выхватил из-под носа певца кружку. — Не все сразу, друг мой! Делу, как говорят, время, а часок для веселья в этой жизни не у каждого и находится! Ты знай пой, не отвлекайся!
— О Боги Небесной Горы! — горестно простонал Блоссий и вновь тронул струны лютни. — Ну хорошо.
Губами слились, пригубивши вина,Потом и рукам была воля дана.Два тела нагие на травке сплелись,Их томные вздохи далеко неслись.Девицу измучив, умелый дружокЗагнал в ее ножны свой острый клинок.Красавица стойко удар принялаИ юношу страстно к себе привлекла.А он, своим пестиком ну шуровать —Пустили козла огород охранять!Забегали глазки? Завидки берут?Скажите-ка лучше, пусть пива несут!— Вот ведь развратник! — радостно охнула Габрота. — Да будет тебе пиво, будет, хоть ты им залейся!
Ну, словом, не кисло они развлеклись,Кто сверху, кто снизу — поди разберись!Когда ж наступила пора отдохнуть,Натешившись,— Ага, не все мышам плакать, коту веселиться! — радостно завопила из дальнего угла зала подвыпившая вдовушка, прозванная Жердью. — Хоть раз этот хрипач что-то правдивое спел!
— Помолчи, дай парню допеть! — разом зашикали на нее несколько прислушивавшихся к пению школяра мужчин, и Блоссий закончил:
Плохому началу — отвратный конец:На крики красотки примчался отец.Поздненько он дочку надумал искать,И надо мне было его повстречать!Ах, тела не видно из-за синяков —Проклятый мужик не жалел кулаков!Хоть верьте, хоть нет, но с рыбалки такойДо дому добрался я еле живой…И так вот всю жизнь: кто-то лопает мед,А кто-то, от пчел удирая, орет.Мораль же простая: я рыбу ловитьС везучими больше не буду ходить!— Молодец! Пива ему! Пей, пока из ушей не потечет, заслужил! Потешил душу, мерзавец! — Школяры радостными криками встретили завершение баллады, и со всех сторон к Блоссию потянулись руки, чтобы потрепать его по плечу, хлопнуть по спине, а на столе перед ним, словно по волшебству, возникло с полдюжины полных до краев кружек.
Еще вчера Эврих бы присоединился к этим крикам и отдал бы должное подаваемому Габротой пиву, но нынче даже баллада Блоссия не смогла его развеселить. Он чувствовал, что сейчас, как никогда, ему нужен чей-то добрый и умный совет, но чем дольше юноша прислушивался к воплям школяров, тем больше понимал, что ничего путного ему друзья не присоветуют. С удивлением и досадой он вдруг осознал, что за прошедшие сутки как-то незаметно повзрослел и взирает на своих приятелей с той же внутренней снисходительной и, быть может, даже завистливой улыбкой, что и вернувшиеся к своим тихим неспешным разговорам мужчины, забредшие этим вечером в «Обжорку», дабы обсудить свои взрослые дела.
Эврих, собственно, и раньше отдавал себе отчет в том, что говорить товарищам о грозящей ему свадьбе с Эларой ни в коем случае нельзя, если он не желает стать в их глазах посмешищем и дать им повод повеселиться за его счет. Наверное, если бы он поговорил с каждым из них по отдельности в другой обстановке, к случившемуся с ним отнеслись бы со вниманием и сочувствием, но только не здесь и не сейчас. А Блоссию к тому же что-то, видимо, известно, и, пропустив две-три кружки, он, разумеется, припомнит дошедшие до него слухи и не преминет полезть с расспросами. Будучи в легком подпитии, он бывает весьма липуч, и лучше разговора с ним избежать, поскольку ничем хорошим это не кончится, неприятностей же и без того хватает…
Тихонько поднявшись из-за стола, Эврих заверил Армина, что сейчас же вернется, и вышел из таверны. Некоторое время он в задумчивости смотрел на алое полотнище закатного неба, а потом, припомнив, что вот так же любит любоваться закатом пастырь Непра, решительно зашагал к подножию холма, на котором стоял храм Всеблагого Отца Созидателя. Почему-то юноша твердо уверовал, что если и есть человек, который выслушает его, поймет и посоветует что-то дельное, то человек этот не кто иной, как кряжистый выходец из Нижнего мира, ничуть не похожий ни на одного из других пастырей их тихого, ничем не примечательного городка.