Спящая царевна. Совершенно секретно
Шрифт:
Деревня погудела осуждающе — дескать, непутёвая девка, вместо института — в подоле принесла. То, что сын родился в законном браке, и по документам у него есть отец, никто особо в расчёт не брал. Окрестили сразу потаскухой, а заодно и ведьмой.
Но Веру это мало огорчало. Сбежав из ада, в котором жила, Самойлова теперь была сама себе хозяйкой. Дом у бабки большой, огород хороший. Работать взяли продавцом в сельпо. С сынишкой бабка помогала, пока была жива. Словом, Вера была теперь жизнью своей вполне довольна.
Сплетницы шептались за спиной, что Вера теперь наверняка захочет захомутать какого-нибудь
Андрей в деревне редко бывал, сплетниц не слушал и от стряпни Веры отказываться не собирался.
Вышло так, что пару раз он у неё ночевал. Нет, между ними тогда ничего не было. Просто дом у Верки был большой, на 4 комнаты, да ещё кухня, веранда и сени. А жила она теперь там одна с сынишкой. Поэтому иногда сдавала одну из комнат гостям.
Гостиницы в деревни не было. А приезжие иногда случались. Вот бойкая женщина и договорилась с председателем, что за небольшую копеечку гостей можно к ней определять.
У Андрея в Ржанке своего жилья не было. А ночь иногда в деревне заставала.
Порог родного дома он с шестнадцати лет не переступал. И обычно, в случае необходимости, Андрей напрашивался на ночлег к Ширяевым, но стеснять всегда было неудобно.
Вот тут и пришло ему в голову воспользоваться гостеприимством Самойловой. Деньги брать с него Вера сразу отказалась: одно дело — приезжие, другое — свой, деревенский. А вот помощь по хозяйству приняла с радостью.
Жила ведь одна, а в своём доме всегда хватает такой работы, для которой мужская рука нужна.
Андрей в один свой приезд крышу в сарае поправил, в другой дров нарубил и колодец почистил. Так и пошло…
Вера просила, не стеснялась — он помогал. Она в благодарность сытным ужином кормила и комнату выделяла, чистенькую, светлую, уютную.
А в одну из ночей вдруг пришла к нему в эту комнату. Сама.
— Вер, я… — попытался он её остановить.
— Ой, только не думай, что женить хочу! — фыркнула она, и, совершенно не стесняясь, скинула сорочку. — Не слушай, что бабы трещат! Я мужика в доме больше не потерплю. Хоть ты и хороший, конечно, Андрюшка… С моим пьянчугой тебя и ровнять нельзя. Но только от любви меня раз и навсегда вылечили. Не нужно мне это теперь. А вот ласки-то всё равно хочется… Я ж ещё молодая, здоровая. Я одна, ты один… Вот… Небось тоже без бабы одному в лесу тоскливо… Так ты заглядывай в гости почаще, будем друг друга радовать… Ты только не думай, что я тут всех так привечаю! Просто вижу, что ты парень порядочный, трепаться по всей Ржанке не станешь.
Конечно, он не стал трепаться.
Веру он жалел и до той ночи… В деревне её хаяли, осуждали. А разве виновата она, что не сложилась жизнь так, как мечталось? А уж после того, что между ними случилось, привязался, даже скучал порой.
Он бывал у неё не очень часто, но если в деревню приезжал, всегда наведывался. Не только ради жарких ласк Самойловой, просто они как-то сдружились. Поговорить Верка любила не меньше, чем в постели поваляться. А он помогал, чем мог, по хозяйству. Гостинцы Ромке, сыну её, привозил из лесу «от зайчика» — то орехов,
Но при всём этом Веру своей женщиной он не считал. И она его своим мужчиной тоже.
Смеясь, иногда ругала, что до сих пор не женился.
— Такой мужик пропадает! Неужели тебе никто со всей деревни по сердцу не пришёлся?
— Может, я тебя жду? — фыркал Беркут в ответ.
— Ой, нет! — отмахивалась Верка. — Иди-ка, милый, назад в свой лес! Мне и так хорошо… Вот женишься, будет хуже. Придётся нового полюбовника искать… Женатого не пущу. Да ты и сам не придёшь… Не та порода, не кобелиная. Ну и ладно, ещё моложе да краше найду!
— А… Так я тебе уже надоел, значит? — шутливо ворчал Беркутов, опрокидывая Самойлову обратно на койку.
Так у них всё и складывалось. Просто и понятно. Без всяких там недомолвок, обид или надежд.
Да вот только никогда не тянуло Андрея к Вере так непреодолимо, как к этой волшебной красавице. Никогда не смотрел он на неё вот так зачарованно, боясь лишний раз вздохнуть. Не думал даже, что может близость женщины такой огонь пробуждать в сердце, опаляющий все жилы.
Что-то с ним случилось такое, чему Андрей пока и названия найти не мог, никогда прежде такого смятения не знала его душа.
А ещё сейчас он понимал очень ясно, что больше ночевать у Самойловой ему не придётся.
Это раньше ему было всё равно. А теперь кажется, нет большего святотатства, чем другой женщины коснуться. Губы, которыми он Делию целовал, невозможно осквернить чужим поцелуем!
— Много сразу не пей, — Андрей отвинтил крышку и протянул Делии фляжку, — холодная, из родника набирал…
Они расположилась у подножья могучего кедра. Корни дерева опутывали древние камни, образуя удобные выступы — этакая природная лавочка. С полянки, на которой приостановились отдохнуть, открывался такой невообразимый вид, что дух захватывало. Лес стекал по склонам бархатным изумрудным полотном, лишь кое-где уже оставила редкие мазки сусальным золотом художница-осень.
Обступавшие небольшой каменный пяточек сосны и кедры укутывали это место в уютную, прохладную тень, а так-то солнышко сегодня припекало по-летнему жарко.
— Чего ты так улыбаешься? — Андрей и сам не сдержал улыбку, глядя, как Делия пытается спрятать губы за фляжкой, но в глазах-то смешинку не скрыть.
— Опекаешь так, словно я дитя… — усмехнулась она, но в голосе её не было обиды или насмешки, лишь благодарность и признательность. — Родной отец так не берег.
— Конечно! — фыркнул Андрей, едва сдерживая смех, напустил важный вид. — Вдруг простудишься. А тебе болеть нельзя. Тебе же мир спасать надо…
— Так ты о спасении мира так радеешь? — она с улыбкой снова потянулась к фляжке.
— А о чём же ещё? Исключительно о мире… — усмехнулся он, не сводя с неё глаз.
Под его взглядом она перестала улыбаться, дрогнули длинные золотистые ресницы, опускаясь и пряча бездонную лазурь.
Андрей и сам смутился. Нельзя же так откровенно пялиться.
Где твоя совесть, Беркут? То целоваться лезет, то смотрит так, как будто съесть хочет. Этак его царевна скоро испугается и сбежит. Ага, а кто ж её отпустит?