Спящая красавица. Смерть в бассейне
Шрифт:
— Вы сказали, что знаете Глорию, мистер Арчер?
— Я говорил с ней пару раз. У меня создалось такое же впечатление, как и у вас: достаточно честная, хочет как лучше. Возможно, так оно и есть. Она не первая симпатичная девушка, оказавшаяся заодно с социопатом.
— Вы считаете, Шерри социопат?
— Во всяком случае, очень похож.
— А что это за киднэппинг?
Я рассказал ему, что знал, опустив, однако, имя Лорел. Во время моего рассказа Лампсон все больше и больше морщил лицо, а потом разгладил морщины ладонью. Затем он несколько раз повторил этот жест.
— Мне
— Почему?
— Я был уверен, что раз тут замешана Глория, с ним ничего плохого случиться не может. Да и Шерри вроде бы проявлял к нему искренний интерес. Это было первое приглашение, полученное Нельсоном за все то время, что я с ним работал. Когда он стал моим пациентом, это был человек, находившийся в состоянии почти полной кататонии, вне связей с миром. Я пытался вывести его из этого транса, и мне в общем — то кое — что удалось. За это время улучшилось и его физическое состояние. Я решил, что он готов понемногу начать общаться с миром и людьми. По крайней мере, я не видел в этом вреда. — Он обнажил зубы в безулыбчивом оскале. — До чего же может человек ошибаться! Выписывая его на один вечер, я подписал ему смертный приговор.
В его голосе была печаль. Хотя Лампсон и держал себя в руках, я вдруг вспомнил сцену, устроенную Эллисом в морге. Ни доктор, ни офицер — авгор не убивали Нельсона, но оба чувствовали себя виновными в его смерти. Я сказал:
— Вы не единственный человек, считающий себя ответственным за гибель Нельсона Бэгли. Сегодня утром в морге Пасифик — Пойнта я разговаривал с человеком, убежденным, что это он погубил его. Он служил на авианосце «Ханаан» во время войны и уверен, что совершил ошибку, приведшую к пожару на корабле. Эллис был в плохом состоянии, практически бредил. Он думал или делал вид, что думал, что тело Нельсона проплавало в океане двадцать пять лет и приплыло к нам с Окинавы.
— В каком — то смысле так оно и было, — сказал Лампсон. — Последние двадцать пять лет Бэгли в общем — то и не жил. Как звали офицера — Эллис?
— Да.
— Эллис не объяснил, почему возник пожар?
— Он сказал, что допустил ошибку, в цистернах повысилось давление и образовалась утечка горючего.
— Правда?
— Я не лгу. И Эллис тоже, по — моему, не выдумывал.
— Да, он говорил правду.
— Вы говорили с Эллисом, доктор?
— Я говорил с Нельсоном. — Рот Лампсона исказила загадочная улыбка. — Теперь это уже неважно — дело прошлое, но к нему постепенно стала возвращаться память. Как раз на прошлой неделе он рассказал мне про пожар на корабле. Это последнее, что запомнилось ему на «Ханаане» — и вообще в его жизни.
— Что вернуло ему память?
— Я бы хотел приписать это своему профессиональному искусству, — сказал он, ущипнул себя за нос, словно в наказание за гордыню, и посмотрел на меня внимательными черными глазами. — Но на самом деле это не так. Я даже не профессиональный психиатр. Надо признать, что Нельсон получал от визитов Глории куда больше, чем от моего лечения. Теперь вы можете понять, почему я поощрял эти визиты. Мне казалось, что совместными усилиями мы возвращаем его к жизни. Я
Его голос был резок, в нем звучала та злость, которую люди помоложе обычно направляют на самих себя. Он прикрыл глаза, и лицо его вдруг сделалось совершенно беззащитным.
— Нельсон Бэгли много значил для вас, доктор?
— Он был моим Лазарем, — сказал он с грустной иронией. — Мне казалось, я могу воскресить его из мертвых. Лучше бы я оставил его как есть.
— Почему?
Он наклонился ко мне, и под тяжестью его тела пластмассовый стул жалобно пискнул.
— Я думаю — по крайней мере это не так уж невероятно, — что Нельсон умер именно потому, что к нему стала возвращаться память. В наш последний разговор я обнаружил весьма взрывоопасный материал…
— То есть?
— Часть его была связана с гибелью женщины. Он говорил так, словно это была его жена. Но я проверил анкету, и нигде не было сведений, что Нельсон был женат.
— Что случилось с женщиной?
— Она, судя по всему, была убита — довольно давно. Может быть, в тот год, когда случился пожар на «Ханаане» и Бэгли оказался за бортом. Гибель женщины и поврежденная цистерна всплыли в тот наш разговор.
— На прошлой неделе?
— Да.
— Как погибла женщина?
— Ее застрелили. Это вполне мог сделать и Нельсон, хотя он этого не говорил.
— Думаете, Нельсона убили именно потому, что он вспомнил о гибели женщины?
Словно почувствовав себя уязвимым, Лампсон поднес ко рту кулак и стал говорить сквозь него:
— Я не утверждаю этого. Хотя это не исключено. Не так уж много существует мотивов убивать маленького беспомощного старичка. Насколько мне известно, у него не было ни денег, ни вещей. — Лампсон опустил кулак.
— Вы сказали, он мог сам застрелить ее. И это могло привести к его собственной гибели. Вы не пытались выяснить, кто эта женщина?
— Нет, я хотел, но, признаться, руки не дошли.
— Как ее звали?
— Нельсон называл ее, кажется, Элли…
— Почему вы решили, что он застрелил ее?
— Он винил себя…
— Что именно он говорил?
Лампсон долго думал, прежде чем ответить:
— Я не помню его точных слов, а они как раз важны. Я, признаться, вообще не мог понять, говорил ли он о том, что застрелил женщину, или занимался с ней любовью, или о том и другом сразу. — Он взглянул на меня с какой — то злостью. — Я вообще не должен был вам этого рассказывать.
— Я рад, что вы все же это сделали.
— А что толку? Женщины нет в живых — и Нельсона тоже.
— Надо узнать, кто его убил, — сказал я, — и почему. Иначе и смерть, и жизнь его лишены смысла.
Лампсон быстро кивнул:
— Вы правы. Это важно — отыскать смысл. Это и попытался сделать Нельсон. Он жил как растение двадцать пять лет. Но в конце он стал отчаянно искать путь в жизнь, находить в ней смысл. А я старался ему помочь.
Раковина, в которой был спрятан Лампсон — человек, приоткрылась, и мне понравилось, что я там увидел. Я спросил: