Спящая красавица
Шрифт:
— О, Николь... я обожаю тебя, мне нравится, как ты выгибаешься вперед... как твои соски касаются моей груди. Я скучал по тебе... Я люблю... Боже милостивый!
Николь радостно улыбалась, глядя на него сверху вниз, в то время как ее тело приближалось к кульминационной точке. Она взяла в ладони его лицо, заглянула в янтарные глаза, неотрывно смотревшие на нее. Это напоминало игру, она пристально смотрела в его глаза, чувствуя, как его пальцы пробегают по ее спине, слегка раздвигают ягодицы. Он приподнялся и врезался в нее. Они слились.
И удовольствие... Глубокое удовольствие разлилось
Он наблюдал за ее реакцией, за пронизывавшими все тело сильными и резкими судорогами. Его глаза ни на миг не отрывались от нее, так же как его руки постоянно сжимали ее тело, дрожащее от удовольствия.
Она закончила раньше, чем Джеймс. Ее взгляд затуманился. Она уже больше не видела его, только вскрикнула, задрожав мелкой дрожью, расправляясь и сжимаясь от удовольствия, не подчинявшегося разуму и не поддававшегося контролю. Она вся отдалась побуждению. Джеймс вдруг снова начал двигаться с небывалой силой... Он поцеловал ее неистово... и оба они перенеслись неизвестно куда... Туда, где они уже не разъединились, а превратились в единое чувство, единый разум, единое тело — в пылающий сгусток мощи, казалось, способной сплавить воедино и их души.
Среди ночи, когда Николь лежала в полудремоте на груди у Джеймса, он прошептал ей на ухо:
— Николь?
— Хм...
— Ты проснулась?
Она пробормотала, нежно рассмеявшись:
— Хорошо, если ты хочешь, то я проснулась.
Так как он ничего не ответил тотчас же, то она приподнялась с его груди и попыталась разглядеть в темноте его лицо.
— Что? — спросила она.
Некоторое время он молчал, затем все-таки спросил:
— Означает ли сегодняшнее событие, что ты не выходишь замуж за Филиппа?
Она легонько шлепнула его по груди.
— О, прекрасная мысль пришла тебе в голову после всего, что мы с тобой проделали.
— Конечно. Правильно. Я знаю. Но Филипп сделал тебе предложение, и, думаю, Дэвид будет рад...
— А я не буду. О Джеймс, не придавай серьезного значения пьяной болтовне зрелого мужчины. Я не придаю.
— Тем не менее я считаю, что он сделал это предложение всерьез.
Она скатилась с него на бок и легла, глядя в темноту.
— Мой дорогой, если бы я была нищей, то, как сказал Филипп Данн, он оказал бы честь такой женщине, как я. Ха-ха! — Она от души рассмеялась. — Я когда-то была нищей, как он сказал, а теперь я богатая женщина.
Джеймс почувствовал неловкость. Он приподнялся на локте и повернулся в ее сторону:
— Он раньше делал тебе предложение?
— Конечно, — ответила она. — Много лет назад он регулярно предлагал мне, по меньшей мере раз в месяц. — Она вздохнула. — Я верила ему. Я ждала, когда он даст ход этому делу, но он возвращался, говоря, что Вилли не совсем здорова и сейчас неподходящее время, чтобы обременять ее этим. Или что приближаются каникулы, а вот уже после каникул он «сообщит ей неприятную новость». Всегда находилась причина. Два года я ждала в Англии. Еще пять или шесть лет он приезжал в Париж, каждый раз говоря одно и то же. Но совершенно не важно, что он говорил, у них с Вилли появлялись новые дети. Я медленно соображала, но наконец поняла, что если я хочу праздников, какой-то постоянной
— Нелепо?
— Да, так. Я слишком привыкла к независимой жизни. Мне никого не нужно спрашивать, что и как мне делать. Более того, мне не нужно переводить свою собственность и состояние на кого-то еще. Нет, благодарю, я вырастила своего сына, дала ему имя. Нет ничего такого, что подтолкнуло бы меня к замужеству снова.
Джеймс молчал.
Николь забеспокоилась, что сгустила краски, излагая свои доводы. Что, если он подумывал жениться на ней? Хотела бы она выйти за него замуж? Она любила его, в этом не было сомнения. Поэтому она вздохнула:
— О мой бедный рыцарь с незапятнанной репутацией. Что я делаю?
Он неожиданно разразился смехом:
— Ничего.
Она надеялась, что это правда. Она страстно желала, чтобы это было правдой. Она сказала немного холодно:
— Мы лжем, не так ли? Я имею в виду, что ты не думаешь, что хочешь на мне жениться, так ведь?
— Хм. — Его голос из темноты прозвучал сдержанно, так, словно он раздумывал.
— Ты думаешь, нам следует пожениться?
Он не ответил сразу, а чуть погодя неуверенно сказал:
— Я... хм... я не думал... я...
Она резко оборвала его:
— Прекрасно. Я только хотела узнать, в каком направлении нам с тобой искать компромисс. Так, — добавила она, — мы будем тайно встречаться, будем делать вид, что живем отдельно. Вам придется пожертвовать частичкой вашей чести, чтобы проводить со мной время.
Он фыркнул:
— Моя честь, Бог мой! Как будто это так важно. — Он добродушно толкнул ее: — Что же, ты не должна думать: вот добрался до своей возлюбленной и не расскажет сказочку-другую.
— Ты никогда не лжешь, как говоришь.
— Я лгал, когда говорил это. Я лгал без удержу. Я как-то сказал матери, что был на улице, а на самом деле я сел на поезд, доехал до Лондона и провел там целый день. Мне было восемь. — Он рассмеялся.
Николь хотелось плакать. Это была выдумка. Ложь матери была проявлением его уважения, когда он был еще ребенком. И это осталось в нем до сих пор, потому-то этот эпизод и сохранился в его памяти.
— О дорогой, — пробормотала она.
Он настаивал, защищаясь:
— Николь, я могу лгать лучше, чем кто-либо.
Лгать им — да, но сможет ли он жить один?
— Прекрасно, — сказала она.
Незаконные любовные отношения такими и должны быть.
Три следующих дня Джеймс и Николь провели наслаждаясь обществом друг друга. Они ели, пили вино, смеялись, болтали и занимались любовью. По ночам они плавали нагишом в прохладных водах Средиземного моря, пока зубы у них не начинали стучать от холода. Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, под покрывалом, и им было уютно, как щенкам, забравшимся в теплое местечко. Они поздно ложились спать и спали до полудня, тесно сплетясь телами.