Спящая красавица
Шрифт:
Он долго молчал, прежде чем выдавил из себя улыбку.
Твердость духа изменила Николь. Она сказала:
— Мы можем найти место за городом. Хорошенькое местечко, чтобы ты мог приехать туда верхом, а я могла бы добраться на поезде из Лондона. Я могу оставаться на неделю то там, то здесь или приезжать на выходные. А ты будешь приезжать после своих лекций или собраний?
— О да, это было бы замечательно!
С воодушевлением она продолжила:
— Ты мог бы так составить расписание своих лекций, чтобы у тебя были свободны пятница или
— Николь, я не могу делать этого, я не смогу отрываться от своей работы на несколько дней.
— Да, мы могли бы найти дом еще ближе, чтобы ты приходил на обед или ночевал там среди недели. Ты ведь обедаешь, не так ли? — уточнила она.
— Иногда.
Он был серьезен. Иногда его работа не оставляла ему времени для регулярного питания. Николь нахмурилась. Он поспешил добавить:
— Но это хороший план. Лучший план, к которому мы могли бы прийти.
Он подошел к ней поближе, взял за руки, притянул к себе.
— И мы купим его вместе, — добавил он. — Ни один из нас не будет содержать другого. Он будет принадлежать каждому из нас. Наш собственный коттедж — наше уединенное пристанище, о котором никто не будет знать и никто не сможет потревожить нас.
Дом в глухой английской деревне был не самым лучшим решением, но что еще они могли придумать?
— Да. Наш собственный частный мир. Это будет самый милый дом. Оазис.
Он улыбнулся:
— Совершенно верно. Именно это мы и сделаем. Сможешь ли ты приехать на три дня после окончания присуждения университетских стипендий, чтобы присмотреть дом?
— Да. — Она рассмеялась легким, чуть натянутым смехом.
Николь поехала на поезде в Сан-Ремо в тот же день, чтобы закрыть свой дом. Она предполагала остаться в Лондоне до тех пор, пока они с Джеймсом не закончат все приготовления. Она, повар и Лючия опечатали комнаты и накрыли мебель. Англия, милая зеленая Англия. Почему она всегда считала, что Италия милее?
Уже на следующий день Николь снова села в поезд — в прекрасном расположении духа только оттого, что ехала на север. В ее планы не входило останавливаться в данное время в Лондоне. Она собиралась прямо в Кембридж и намеревалась остановиться в отеле или в другом пансионе, если в ее доме еще не все будет готово. Лючия остановится в Лондоне и позаботится о новом доме, чтобы он был пригодным для жилья и удобным.
Николь прибыла в Кембридж уже через два дня после возвращения туда Джеймса. На станции она наняла экипаж и направилась к своему пансиону, находившемуся между университетским городком и Гранчестером. Было начало июня. Кембридж благоухал летними цветами. Красиво!
Дэвид ждал ее прибытия. Он махал ей рукой из окна третьего этажа.
Николь вышла из экипажа, помахав ему в ответ. Солнце стояло высоко и согревало все кругом, небо было ясным, безоблачно-синим. «Какой день!» — подумала она.
Она даже не заметила Филиппа, до тех пор пока тот не достал ее чемодан из багажного отделения.
Часом раньше, когда Николь еще слушала стук колес
Его книги лежали везде. Книги и бумаги. И Ноулз ничего с ними не сделал. Кто-то обыскивал комнаты Джеймса: просмотрел каждый книжный шкаф в поисках чего-то. Выдвижной ящик стола, стоявшего в глубине комнаты, взломан и открыт. На столе настоящий хаос, оставленный вовсе не хозяином. Он не узнал свой стол: все было перевернуто вверх дном.
— Ах, это ты? — услышал он.
В первый момент Джеймс испугался, затем двинулся вперед.
Он прошел, переступая через книги, и увидел Филиппа, сидевшего на диване Джеймса. Стокер сел в кресло, где обычно сидел, когда давал задание или, случалось, распекал студентов геологического факультета.
На коленях у Филиппа лежал африканский дневник Джеймса. Джеймс нахмурился, увидев книгу.
— Да, это я. А что ты, черт побери, здесь делаешь?
Он снова оглядел беспорядок в ожидании вразумительного объяснения.
Филипп прокашлялся.
— Естественно, это сделал я.
Прежде чем Джеймс успел потребовать объяснений, вице-президент поднял бровь — бросил вызов Джеймсу, говоря по-другому.
— Мне нужно было прочесть твои дневники. Ты сказал, что позволишь мне, — вот я и поспешил.
— Да, но я думал, что ты по крайней мере вежливо попросишь. Я бы тебе не отказал. — Джеймс еще раз обвел взглядом свои комнаты. — Боже! Филипп! — Это все, что он смог сказать.
Его картотека была рассыпана по полу. Поверх этой россыпи бумаг валялись записи с результатами экзаменов, его указания студентам, тезисы лекций, которые он должен был читать на следующей неделе.
Это были не просто поиски дорожных записок.
— Почему ты это сделал? — спросил Джеймс.
— Это Азерс.
— Немного перегнул палку, Филипп. Ты перевернул здесь все, а не Найджел.
Филипп стал защищаться:
— Он хотел это. — И вице-президент постучал по переплету, лежавшему у него на коленях. — Он в бешенстве, Джеймс. Это золото... — Он прокашлялся. — Мне сказали, что до конца недели состоится суд, который потребует твой дневник, вахтенный журнал, все до последнего клочка бумаги, связанное с экспедицией. Тебе придется передать все это, другого выхода у тебя нет. Мне нужно посмотреть, что они скажут. — Он помолчал, затем добавил: — Джеймс, он утверждает, что ты виновен в смерти своих товарищей — членов экспедиции, что ты припрятал часть золота для себя, что ты совершал гнусные поступки ради золота и славы.