Спящие пробудятся
Шрифт:
— И как же ты поступил, мой государь?
В глазах Мусы сверкнул бешеный огонь. Ноздри раздулись, как у хищника при запахе крови.
— Повелел все вокруг предать огню и мечу. Камня на камне не оставить, чтоб помнили долго!
Бедреддин опустил глаза. Вот волчонок и вырос в волка! Хорошо он усвоил уроки отца, преподанные наследникам под Никополем, под Коньей, да мало ли где еще. Говорят, горбатого могила исправит.
Вслух сказал:
— За подлость правителя подданные быть в ответе не могут, хотя
Султан поглядел на него недоуменно. Бедреддин продолжал с упреком:
— Райаты, греки и болгары, что под нашей властью, не могут нахвалиться твоей справедливостью, государь. Попы и вельможи Мануила, напротив, хотят внушить им страх перед тобой, раздуть ненависть к правоверным. Кому ты помог, государь?
— Пускай трепещут неверные! Пусть страшатся изменники! Ты засиделся за стенами, шейх. Видишь божье, не видишь человечьего. Зря я послушался тебя. Надо было казнить Ибрагима-пашу, отомстить изменникам-беям!..
Он сорвался на крик. И умолк.
— Разве я советовал миловать беев? — спокойно возразил Бедреддин. — Нет, государь, я говорил только, что правитель не должен выпускать из рук повод сердца, если хочет остаться правителем… И чего ты достиг, государь, поступив по-своему, отведя душу? Опустошил округу, лишил войско пропитания. А в Константинополь его доставляли по морю. Пришлось возвратиться ни с чем. Не так ли?
Муса Челеби глядел на своего кадиаскера во все глаза. Откуда? Вот тебе и затворник! Ничего не смысля в ратном деле, словно в воду глядел.
— Пойми, мой шейх, — сказал он. — Кругом — измена, а твой государь — одинок…
Голос его дрогнул. И Бедреддин чуть было снова не поддался жалости. Нет! Он мог жалеть молодого воина по имени Муса. Но султана османов Мусу Челеби — не имел права. Приняв от султана власть кадиаскера, он принял на себя и часть султанской несвободы.
— Мой государь — не один, — твердо сказал Бедреддин. — С ним его рабы — янычары и азапы. С ним его акынджи, беем над коими его поставил еще султан Баязид. С ним добрая доля земледельцев-райатов, ремесленников-ахи. С ним верный Коюн Муса, с ним его бейлербей благородный Михальоглу и его кадиаскер.
Муса Челеби, вспомнив о султанском достоинстве, выпрямил спину.
— Мы благодарим тебя, шейх Бедреддин Махмуд.
И прежде чем принять новое решение, ждем твоего совета.
— Если мой государь спрашивает совета, вот он: немедля готовиться к сраженью.
— К сраженью мы готовы всегда. С кем же на сей раз?
— С твоим братом, мой государь!
— С Мехмедом Челеби? — Султан усмехнулся — Куда ему! Янычар у него нет. Аканджи — со мной. Чтобы переправиться из Анатолии через море, нужны суда. Их у него тоже нет. И опытные воеводы почти все в Румелии…
— Суда он найдет, государь. Войско соберет во вновь покоренных уделах. А воеводы
В дверях показалась сухопарая фигура бейлербея Михальоглу. Не обращая внимания на явное неудовольствие султана, он приблизился. Сказал, поклонившись:
— Важная весть, государь! Твой брат Мехмед Челеби высадился в Румелии…
— Где?
— Возле Константинополя… На судах императора Мануила… И соединился с войском его…
— Подымай поход!
— Уже, мой государь. Янычары повернуты с дороги. Всадники выступят завтра поутру.
— Прикажи воеводе Визе созвать ополченье!
— Созывается, государь, — отозвался Бедреддин.
— Кем?
— Кадием Акшемседдином, что назначен мною в Визе.
Муса Челеби уставился Бедреддину в лицо. Холодок пробежал у него по спине. Такое дается только сверхъестественной силой прозренья. Султан дернул носом, словно принюхивался к запаху потусторонних сфер.
Полог над входом откинуло словно ветром. Бесшумно ступая мягкими сапожками, быстрым шагом, чуть не бегом влетел Коюн Муса, которого султан поставил над проведчиками и гонцами.
— Весть из Визе, мой повелитель! Новый визирь Кёр Мелекшах и Саруджа-бей, государь…
— Что? Убиты?
— Увы, нет, мой государь. Переметнулись к Мехмеду Челеби. Кадий Визе кинул клич: «Великие беи хотят вернуть прежний порядок. Все, кто может держать оружие, кому дорога справедливость, ступайте к Чорлу!» Крепость, мой государь, не вмещает прибывших… Тысяч десять крестьян собралось.
— Значит, поняли! — воспрянул духом Муса Челеби. — Не пропали наши труды. Слышал, мой шейх?
— Слышал, государь. Но всякая палка имеет два конца. Крестьяне собираются в битву, а воеводы бегут. Много ли смыслят землепашцы в ратном деле?
— Зато наши воины смыслят! Только бы там продержались до нашего подхода.
— Войско у тебя отборное, государь. Но оно не успело вернуться из похода. Усталый боец…
Султан не дослушал:
— А мы тряхнем стариной. Вспомни, как побили братца Сулеймана. Посадим пеших на коня. — Он обернулся к бейлербею: — Найдем на все восемь тысяч янычар запасных коней?
— Ежели не боевых, да вместе с вьючными… Тысяч шесть соберем, государь.
— Пусть выведут их сегодня же к вечеру. Остальных завтра вослед. Ступай!
Бейлербей вышел. Султан обратился к Бедреддину:
— Не тревожься, мой шейх. Один наш усталый боец трех их свежих стоит. Будь уверен: Мехмеда ждет судьба Сулеймана!
Бедреддин в этом уверен не был.
В обители его с полудня дожидался почтенный пышнобородый купец по имени Ахмед, прибывший из Самарканда. После обычных благопожеланий вынул из-за кушака свернутое в трубочку письмо. С поклоном передал его Бедреддину. Тот нетерпеливо сковырнул печатку.