Спящий
Шрифт:
Ветра не было, улицы заполонял смог, из-за неприятного запаха запершило в горле. Темные очки худо-бедно защищали глаза от пыли, и все же я откровенно завидовал сыщику, который нацепил плотно прилегающие к лицу гогглы.
– Я в столице первый день, – сообщил Томас Смит. – Не знаешь какой-нибудь тихий спокойный отель в районе Центрального вокзала? Только чтобы без штанов не остаться.
– Ничего не подскажу.
– Мне рекомендовали «Генрих Герц».
– Извини, никогда о таком не слышал.
На одном из перекрестков у груженной пустыми бочками телеги отвалилось колесо,
Томас Смит тратить нервы на пустую ругань не стал, вытащил из планшета карту Нового Вавилона, развернул ее и попросил указать наше местоположение.
– Ага, – обрадовался сыщик, стоило мне выполнить его просьбу. – Лев, если я высажу тебя у моста Броуна, будет нормально? Думаю уехать по нему на другой берег Ярдена.
Я мельком взглянул на карту и согласился.
– Нормально.
И тут мое внимание привлекла карандашная пометка на самой границе Старого города. Просто жирная точка в одном из жилых кварталов, но хватило и этого.
– Был на бульваре Фарадея? – догадался я.
Томас Смит зашуршал бумагой, сворачивая карту.
– С чего ты взял? – искоса глянул он на меня.
– Простое предположение. Агентство расследует это дело?
В этот момент телегу наконец откатили с проезжей части, и движение возобновилось. Я решил, что ответа на вопрос уже не дождусь, но сыщик все же решил удовлетворить мое любопытство.
– Да, ты прав. Мне поручили это расследование, – со вздохом сообщил он после театральной паузы. – Но не стоит распространяться об этом, хорошо? Агентство не терпит трепачей, у меня могут быть неприятности.
– Ты же знаешь, я не из болтливых, – ответил я без ложной скромности.
– Очень на это рассчитываю, – вздохнул сыщик и вывернул к тротуару в надежде обогнать повозку, что на редкость медленно тащилась впереди, но ничего этим маневром не выгадал, поскольку в крайнем ряду неспешно катил тихоходный паровой грузовик.
Такими темпами до моста Броуна нам оставалось ехать никак не меньше десяти минут, и я решил продолжить расспросы.
– Так понимаю, это не простое убийство, раз тебя привлекли к нему. Либо замешан известный агентству Пинкертона малефик, либо…
– Либо, – перебил меня сыщик. – Ты все понял правильно.
Я присвистнул. Милой привычкой вырезать сердца жертвам отличались жрецы ацтеков, а заставить этих дикарей забраться столь далеко от родины могли только воистину чрезвычайные обстоятельства.
– Намечается что-то серьезное? – спросил я.
– Не знаю, – ответил Смит. – Никто не знает.
– Но ты здесь. И прибыл в столицу заранее.
– Ты же знаешь, как это обычно бывает, – хмыкнул Томас. – Кто-то что-то кому-то
Я кивнул, вполне допуская, что сейчас сыщик со мной вполне откровенен. Любому полицейскому прекрасно известно, сколь непросто бывает иной раз отследить человека, который первым распустил ту или иную сплетню.
В этот момент впереди наконец показался мост Броуна; Томас Смит повернул на него и остановил самоходную коляску, позволяя мне сойти на тротуар.
– Благодарю! – отсалютовал я сыщику.
Тот вскинул в прощальном жесте руку над головой, и «Форд-Т» покатил прочь.
Я тоже на мосту задерживаться не стал, перебежал через дорогу и заскочил на заднюю площадку медленно взбиравшегося на пригорок паровика. На нем я доехал до ближайшей станции подземки, спустился вниз и отправился на фабричную окраину. Требовалось незамедлительно переговорить с Рамоном Миро и выяснить, что именно он сделал с остальными ворованными пистолетами. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы пускать ситуацию на самотек или доверять телефонному звонку…
В подземке оказалось на удивление немноголюдно. Подошедший на станцию состав оказался без вагонов первого класса, но и во втором классе на протянувшихся вдоль бортов скамьях вопреки обыкновению обнаружилось изрядное количество свободных мест.
И что удивительней всего – вместе со мной на станции у Сталелитейного завода Маркхофа вагон покинули лишь три человека, хотя обычно здесь сходила едва ли не половина пассажиров.
Но только поднялся в вестибюль станции, и причина столь странного положения дел разъяснилась сама собой: с улицы доносились сливавшиеся в единый гул крики многоголосой толпы.
– Выборы! Право на отдых! Достойное жалованье!
– Нет увольнениям!
И снова:
– Выборы! Право на отдых! Достойное жалованье!
– Нет увольнениям!
– Выборы! Право на отдых! Достойное жалованье!
На улице шла стачка.
Я беззвучно выругался и с некоторой даже опаской подступил к дверям вестибюля, у которых нервно прохаживался перепуганный беспорядками дежурный по станции в форменной тужурке с железнодорожными нашивками и высокой фуражке с золоченой кокардой.
Впрочем, все оказалось не так уж и плохо: рабочих, запрудивших площадь перед заводоуправлением, сдерживали выстроившиеся в шеренгу констебли со щитами и дубинками в руках. Неподалеку от станции подземки замер броневик, и пулеметный ствол в его башенке нервно двигался из стороны в сторону, контролируя площадь. Рядом стояло несколько полицейских грузовиков, в кузовах которых дожидались своего часа стрелки с приведенными к бою самозарядными винтовками.
Неожиданно прозвучал резкий свисток, и полудюжина констеблей стремительным броском вклинилась в толпу протестующих. Сверкнули электрические разряды дубинок, кто-то вскрикнул от боли, кто-то заголосил благим матом. В следующий миг полицейские отступили обратно, волоча за собой отчаянно извивавшегося агитатора с разбитым в кровь лицом.