Спящий
Шрифт:
– С фрагментом отпечатка, – машинально вставил я, но старший инспектор пропустил мою ремарку мимо ушей.
– А вот этот снимок, – выложил Моран следующую фотографию, – был сделан в доме Левинсона. Как видите, характер ранений погибшего в июне индуса и охранника банкира полностью совпадают. Более того, я поднял из архива снимки жертв Прокруста…
– Довольно! – не выдержал я. – Чего вы от меня хотите? Говорите прямо!
– Правды!
– Я все сказал.
– Я знаю, что это вы, – прямо заявил Моран. – Это вы, Леопольд Орсо, убили индусов и вы, без
– Мне нужен адвокат.
– Адвокат не поможет! – отмахнулся старший инспектор. – Вы никогда больше не выйдете на свободу, уж поверьте – я об этом позабочусь!
Во рту появилась противная кислинка, но я пересилил себя и усилием воли прогнал подступившую панику.
– У вас нет улик, а сравнение отпечатков было проведено не по правилам. Ни один суд не примет это в расчет. Отпечаток зубов убитого мною оборотня совпал с одной из посмертных ран служанки Левинсона. И к тому же, если я оборотень, давайте пойдем самым простым путем и сделаем анализ крови. В прошлый раз он ничего не показал!
– Всему свое время, – нахмурился Бастиан Моран. – Проведем и анализы. Я лично разрежу вас на мелкие кусочки, но добьюсь правды.
– Звучит как угроза.
Старший инспектор поднялся из-за стола, выключил фонограф и вынул из него валик.
– Да неужели? – обернулся он ко мне с недоброй ухмылкой. – Что навело вас на эту мысль?
Ответить я не успел. Резким толчком распахнулась дверь, и в камере в один миг стало тесно и невыносимо душно, хоть к нам и присоединился один-единственный человек.
Главный инспектор полиции метрополии Фридрих фон Нальц был стар и лицом походил на туземного идола, вырезанного из древнего соснового корневища. Отблеск бесцветных глаз был явственно различим даже в ярком свете электрических ламп, а исходящий от старика призрачный жар заставлял воздух колебаться вокруг него раскаленным маревом.
Впрочем, мне это только показалось. У страха глаза велики, а я боялся главного инспектора куда больше всех угроз Морана вместе взятых. Если фон Нальц решит выбить из меня правду, помехой ему не станут ни адвокаты, ни Высокий императорский суд.
Талант главного инспектора мог прожарить человека за пару секунд, но, к счастью, обратил свое внимание старик вовсе не на меня.
– Бастиан! – обратился фон Нальц к старшему инспектору. – Что здесь происходит?!
– Проводятся следственные мероприятия, – ответил тот с невозмутимым видом и выгнул бровь. – А что?
– Прошу извинить нас, Леопольд, – вздохнул Фридрих фон Нальц и позвал Морана в коридор. – На минуту, Бастиан…
Мне окончательно сделалось не по себе, ведь главный инспектор прекрасно знал о моем родстве с императорской фамилией. Пусть мама и была незаконнорожденной дочерью великого герцога Аравийского, брата императора Климента, но кровь не вода. Фон Нальц полагал подобный статус вполне достаточным для вмешательства в мою судьбу, и в прошлый раз это вмешательство обернулось вырезанным
Чем оно обернется сейчас, было даже страшно представить.
Разговор в коридоре продолжался никак не менее четверти часа, и это было удивительно по той простой причине, что едва ли кто-то в полиции метрополии мог противостоять натиску главного инспектора столь долго.
Я уж было подумал, что полицейское руководство решило продолжить разговор в кабинете фон Нальца, но тут вновь распахнулась дверь, и в камеру шагнул Бастиан Моран с побледневшим и закаменевшим от бешенства лицом.
Будь старший инспектор сиятельным и обладай его взгляд способностью убивать, мое сердце остановилось бы в тот же самый миг, да и так по спине побежали мурашки.
Но обошлось.
– Леопольд Орсо, вы свободны! – звенящим от напряжения голосом объявил Бастиан Моран, развернулся и покинул камеру, неестественно четко впечатывая подошвы туфель в каменный пол подвала.
Явившийся ему на смену констебль отпер мои наручники и снял кандалы, а затем незнакомый детектив-сержант выложил на стол целую кипу документов, на каждом из которых требовалось проставить подпись об ознакомлении.
Впрочем, подписка о невыезде вкупе с обязательствами сообщать о смене места жительства и по первому требованию являться в Ньютон-Маркт была в этой ситуации меньшим, что только могли на меня навесить. Я не расстроился.
Черт! Да я был практически на седьмом небе от счастья!
Из помещения для допросов меня препроводили в служебную раздевалку с обшарпанными шкафчиками, затхлым влажным воздухом и кранами, из которых текла ржавая вода. Я попытался отмыть с рук тушь для снятия отпечатков, но лишь впустую перевел обмылок да испортил носовой платок. Кожа на ладонях осталась синевато-серой.
Впрочем, ерунда. Я переоделся в возвращенную одежду и, бросив на скамье полосатую тюремную робу, вышел в коридор, уже ощущая себя свободным человеком, но вместо выхода усатый сержант повел меня куда-то вглубь Ньютон-Маркта.
– Простите, любезный… – насторожился я. – Выход в другой стороне!
– Вас желает видеть главный инспектор, – сообщил полицейский и распахнул дверь на лестницу. – Следуйте за мной.
Оспаривать приказ не имело ни малейшего смысла, и с обреченным вздохом я принялся подниматься из подвала. Сержант шагал впереди, сзади шумно сопели два крепких констебля.
Обложили…
В приемной главного инспектора изрядно заинтригованный происходящим адъютант под роспись вернул изъятые при задержании вещи, дал время рассовать их по карманам и лишь после этого уведомил фон Нальца о моем появлении.
– Проходите, главный инспектор готов вас принять, – объявил он, опуская трубку телефонного аппарата на рычажки.
В некоторых ситуациях «готов вас принять» ничем не отличается от «желает вас видеть незамедлительно», поэтому я подавил обреченный вздох и решительно распахнул тяжелую дубовую дверь.