Сразу после сотворения мира

Устинова Татьяна Витальевна

– Трех часов нет еще, Тереза Васильевна.

– Господи, как это я забыла! Будь проклята эта глушь! Ничего не оставили, ничего, даже телефонов!..

– При чем здесь три часа? – на ухо спросил Плетнев у Нэлли.

– У нас телефоны работают в три часа дня и в девять вечера, – быстро ответила та, не оборачиваясь. – Спутник из-за сарая вылетает, они начинают работать, и какое-то время по ним даже можно разговаривать.

– Что делает спутник?!

Но она не слушала его.

Тереза Васильевна вдруг стала валиться

на бок, и Нэлли подхватила ее, ребятишки восхищенно загалдели, а фигуристая Женька даже приподнялась со скамейки, чтобы лучше видеть.

– Мама, пойдем в дом, тебе нужно лечь, – предложила женщина в бейсболке.

– Я не могу, туда нельзя, там вещественные доказательства и улики!

– На солнцепеке тоже нельзя, – мягко сказала Нэлли. – Может, в тенек, на лавочку?

– Все вытащили, – горестно сообщила ей та, что в бейсболке и косынке. На косынке Плетнев разглядел надпись на английском «Международный форум ЦЕРН» и какой-то там год. – Все подчистую! Ничего не оставили.

– Как – ничего?! – сладко ахнул кто-то из ребят. – Даже кастрюлек нету? И сковородок?

– Пошли все отсюда! – вдруг взвизгнула Тереза Васильевна, обретая твердость в ногах. – Вот я вас сейчас!

С необыкновенным проворством она подбежала к зарослям шиповника, выдернула из середины длинную крапивину и пошла с ней на толпишку детей, как богатырь Осляба на татарских воинов. Те похватали свои велики и бросились наутек.

В общем, всем было весело.

– Я не понимаю, что именно произошло, – сказал Алексей Александрович, почему-то обращаясь к Нэлли Лордкипанидзе. – У кого-то что-то украли?

– Да у нас, у нас! – сердито выкрикнула бейсболка с косынкой. – Что тут непонятного! У нас украли все! Неля, давай заберем маму, ей сейчас на жаре плохо станет!

Покуда они ловили маму, которая прытко гналась за мальчишками, потрясая выдернутой крапивой, Плетнев думал.

Вот тебе и деревня Остров, в которой ничего никогда не происходит и нет чужих!

Сроду, как здесь говорят.

– Я ваш сосед, – представился Плетнев, когда все три дамы, тяжело дыша, вошли на участок и без сил попадали на лавочку. – Я живу в доме… – он чуть было не сказал «покойного Прохора Петровича», но в последний момент удержался, – вон в том доме. Что у вас украли и когда?

Тереза Васильевна махнула рукой.

– Все! У нас украли все! Неля, езжайте с Региной в Дорино, до поворота, там берет телефон. Нужно позвонить в милицию, или как она теперь, боже мой!.. Или нет, езжайте сразу в Аникино, в отделение, или нет, лучше я сама поеду, и мне надо срочно позвонить в Газпром. Какое несчастье, какое несчастье!.. Неля, Регина, езжайте немедленно, в дом заходить нельзя, там могли остаться вещественные доказательства!

– Конечно, мы поедем, – успокаивающе сказала Нэлли Лордкипанидзе. – Только я вам сначала валокордин накапаю, Тереза Васильевна. Вам нужно… отдышаться.

Тут

Тереза Васильевна подняла глаза на Плетнева, и он ей не понравился.

Он просто голову мог дать на отсечение, что не понравился.

Он умел моментально оценивать реакцию самых разных людей и был большим специалистом в ведении переговоров.

– Да, да, – кивнула Тереза Васильевна рассеянно и потерла лоб движением, подсмотренным в кино у одной актрисы. Актриса делала так, когда хотела показать собеседнику, насколько она во всех отношениях выше. – Вы из дома Прохора Петровича. Родственник?

Кажется, она едва удержалась, чтобы не добавить «бедный»?

– Это моя дочь Регина, а Марат спит. Они с Женей вчера допоздна музыку слушали. Господи, он ничего не знает, бедный мальчик!.. Марат мой внук.

Никто не спит, подумал Плетнев. Вся деревня стоит на ушах. А бедный мальчик спит. Должно быть, железные нервы.

…Или принимает на ночь французское снотворное?..

– Где у вас аптечка?

– Туда нельзя, там доказательства! Я как утром встала, как увидела, так у меня сердце и разорвалось!

– Нужно все же принести валокордин.

И решительная Нэлли поднялась на крыльцо.

– На кухне справа! Там шкафчик такой, в выдвижном ящике! – крикнула ей дочь Регина, которая не особенно стремилась спасать разорванное материнское сердце. Она сидела на лавочке, сильно наклонившись вперед и уткнув локти в колени как-то по-мужски, и из-за ее цветастого халата поза выглядела диковато.

– Господи, ну что же делать, – причитала Тереза Васильевна, обмахиваясь пятерней. – Надо в отделение, и заставить их, чтобы приняли заявление, обязательно! Хотя кто станет искать! Особенно здесь, боже мой! Нелечка, спасибо тебе!

Тереза Васильевна залпом опрокинула стаканчик и подышала открытым ртом.

– Ничего не оставили, – пожаловалась она. – Ничегошеньки. Одних колец… Ну, все, какие были! И серьги жемчужные! Я должна позвонить в Газпром! Мне помогут, я должна…

– Тереза Васильевна, – Нэлли присела рядом с ней, убрав с лавочки стаканчик. – У нас же тут никогда ничего не воровали! Да вы знаете прекрасно. Мы и двери никогда не запираем, ни днем, ни ночью. Только моя мама время от времени, от медведей.

– Знаете, Нелечка, ваша мама…

– Наверное, вы просто куда-то переложили ваши ценности? – быстро перебила ее Нэлли. – И забыли? Может такое быть?

– Я все же не ваша мама! – ядовито ответила Тереза Васильевна. – У меня мозги пока еще на месте, я в Газпроме работаю! Ничего я никуда не перекладывала, а все у меня всегда в одном месте собрано!

– Сто раз я тебе говорила. – Дочь потерла лицо и сорвала с головы бейсболку с косынкой. Плетнев проводил глазами диковинную надпись на английском языке. – Не таскай ты ничего в деревню! Зачем тебе здесь жемчужные серьги?! Нет, тащит и тащит!