Средь бесконечной череды созвездий. Книга 2. Гатилайя
Шрифт:
Одним словом, мамочка Грх(-а) на правах старшей в этой семье сделала все, чтобы меня унизить, демонстрируя свое презрительное отношение к «поганой катанианской дикарке, присутствие которой оскорбляет как ее достоинство, так и ее дом, который она запачкала своим присутствием. И более того, унижает весь их славный род, восходящий в своем генеалогическом древе аж к…» Куда там восходит их род, мне дослушать не удалось, хотя и было интересно.
Нет, меня, конечно, пытались оскорбить, но обращать внимание на такие мелочи, когда надо было собрать побольше сведений обо всем, я
Жаль, что недолго. В разговор резко вмешался Дрй, муж сестры Грх(-а), как я поняла из их беседы. Честно говоря, его вмешательство меня несколько расстроило, ибо что может быть лучше того, когда аристократическая сдержанность улетучивается, как ее и не бывало, и ты за пару минут узнаешь столько, сколько не узнал бы и за год совместного проживания?
Анализ данных, однако, не отменяет принятия мною к сведению всех тех высказываний в мой адрес, что прозвучали в этом зале.
Но вмешательство Дрй(-я) их прервало на самом пике, можно сказать. Мамаша-то разошлась не на шутку, обличая меня, мою планету, мое происхождение и пеняя своим детям на неуважительное отношение к ее персоне.
Впрочем, я была на него не в обиде. Если бы не он, меня или посадили бы на привязь где-нибудь в лаборатории, или отправили бы спать на придверный коврик у черного входа в дом.
Именно по требованию Дрй(-я) Грх доложил Расширенному Совету Гатилайи о моем присутствии на планете. Это сегодня. А завтра он должен был выступить перед его членами, видимо, с объяснениями. Что явно нервировало и его, и членов его семьи.
Меня же ничего не нервировало. Мне все было интересно. А еще хотелось побыть одной и свободы.
Последнее, впрочем, достаточно быстро сбылось благодаря все тому же зятю истеричной хозяйки этого особняка.
После доклада Грх(-а) Совету, Дрй потребовал выделить мне комнату и настоял на своем, несмотря на вопли мамаши о «наличии у меня в волосах паразитов всех мастей и видов (наверняка) и о том, что я (несомненно) поубиваю тут их всех и прямо этой ночью и начну».
Надо сказать, что с последним был согласен и мой сосед, хотя относительно первого он что-то такое вякнул о пройденном мною карантине. Что, правда, нисколько не убедило его маман, но зато он вызвал у нее новый приступ истерики тем, что посмел ей возразить.
Тут мне уже просто стало смешно. И я сидела, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться в голос, поскольку прекрасно понимала, что это уже будет полным оскорблением сих спесивцев. А мне-то еще с ними жить как-то надо будет, по крайней мере какое-то время.
Спасла ситуацию Гианэя, как я обозвала про себя сестру Гарха. Нет, я бы могла произносить их имена и без гласных, но мне так было удобнее, плюс это не расходилось с их представлениями о моей безграничной тупости, что давало мне некоторые преимущества по жизни.
Ведь если тебя не считают за равного себе,
Кто не питал иллюзий относительно моей врожденной тупости, так это, похоже, Дрей. Уж больно острые, колющие, словно игла, незаметные и одновременно цепкие, задумчивые взгляды он на меня кидал из-под полуопущенных век.
Если остальные члены семейства вскакивали со своих мест, нервно ходили по комнате, Гианэя даже всплакнула, то он сидел, расслабленно откинувшись на спинку старинного кресла, вытянув ноги на пуф, сцепив пальцы на животе и полуприкрыв глаза. И подавал голос только в самые пиковые моменты истерики родни. Когда нервоз совсем уж выходил за рамки приличия. Тогда он чуть шире открывал один глаз и резко, хотя и очень спокойным тоном, обрывал не на шутку расходившихся обитателей особняка.
Его рубленые фразы звучали словно удар хлыста. Прекращая оскорбления, споры, выяснение отношений и подводя им итог. Да и споров-то, по сути, никаких не было, как я понимала. Были принятые им решения. Судя по всему, самолично и сразу. И они не подлежали сомнениям. Остальное… Он просто давал возможность остальным выпустить пар.
Что они успешно и проделывали битый час, пока ему это не надоело.
Тогда Дрей просто встал, приказав выделить для меня комнату, в которой я и буду жить. И направился к выходу, жестом остановив жену, поднявшуюся вслед за ним со своего кресла.
Полуобернувшись в дверях, он с легкой усмешкой сообщил ей:
– А ты, дорогая, останешься здесь. И проследишь, чтобы ребенка не обижали. Чтобы кормили, поили и одевали наравне с остальными членами семьи. И чтобы она пользовалась такой же свободой.
Дрей сделал акцент на последнем предложении, увидев, что Гарх открыл было рот, чтобы возразить ему.
И тот, посинев, лишь молча склонил голову в знак подчинения.
Лицо Дрея оставалось непроницаемо, когда вновь переведя взгляд на жену, он продолжил:
– И она должна социализироваться, помни об этом. А если я узнаю о том, что ее как-то ущемляют в правах, ограничивают в свободе или оскорбляют, то вспомню об Уголовном Кодексе. И не просто вспомню, а применю.
С этими словами он широко улыбнулся и, отвесив легкий поклон, вышел за дверь.
Его походка была легкой, упругой и совсем бесшумной.
«Хищник, – подумала я. – Умный. Опасный. Сильный».
При этом внутреннее чутье подсказывало мне, что это еще не самые точные эпитеты относительно этой персоны.
Я подняла глаза на стоящую рядом со мной женщину.
– Пойдем, решим, в какой комнате ты будешь жить, – тихо произнесла Гианэя.
Вид у нее был слегка потерянный, а голос грустный.
– Отведи ее как можно дальше! Я не желаю обитать с ней в соседних комнатах! – взвизгнула ее мать, крепко сжав подлокотники кресла.
Гианэя чуть побледнела, собираясь что-то возразить, но я не дала ей это сделать:
– Не надо, – спокойно произнесла я, глядя ей прямо в глаза и поднимаясь с низенького пуфа. – В данном случае наши желания совпадают. Я тоже хочу быть от нее подальше.