Среди дыма и огня
Шрифт:
Поэтому полчаса спустя она вдруг засобиралась «на свежий воздух», оставив сына с Надеждой наедине.
Ничего не подозревающий Петя сидел в гостиной за остывающим чаем и раскрытым томиком баллад графа Алексея Константиновича Толстого, когда в его обитель вторглась Надежда с пыхтящим самоваром в руках.
– Почаёвничаем? Маман ваша перерыв объявила и прогуляться пошла. Так что мне занятиев нету.
Петя кивнул. Напыщенные баллады Толстого о стародавних битвах всё равно не лезли в голову. На войне, увы, всё далеко не так героично…
Надежда установила самовар, принесла чашку и конфетницу,
– Угощайтесь, Пётр Александрович!
– Спасибо, Надя. Только опять вы официально ко мне… мы же когда-то договорились? Просто «Пётр»
– Просто, не просто… а вдруг вас в офицеры произвели?
– Нет, Надя, не произвели. Офицеров хватает.
– Ну, не беда. Произведут ещё! Ведь же убыль большая, да? Была вчера мимо храма, а там панихида за панихидой…жуть. Жалко так стало. Все молоденькие, как и вы.
– Нет, я в части самый молодой. Остальные – дядьки. А что убыль – так ведь война.
– Война… – согласилась Надежда, и пропела:
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши жёны?
Наши жёны – ружья заряжёны,
Вот где наши жёны.
– А кстати, – оживился Петя, – как у вас там… с Георгием?
– Знать не знаю никакого Георгия, – выпалила Надя.
– Это как так?
– А вот так! Думала я, что благородный он человек, под венец позовёт, а он того…гулять гулял, по ресторанам однажды даже, а потом пытался приставать, руки распускать, да так противно, водкой от него разило! Я вырвалась и убежала, и с тех пор знать его не знаю, хоть он и ваш друг.
Надя обиженно надула губки и замолчала. Петя нахмурился.
– Надя, послушайте! Не могло быть у Георгия дурных намерений. Я-то его знаю. Разве что от водки что-то помутилось. Нет, простите его, умоляю!
– Так я его простила. Может и от водки… Вот только всё равно отставку ему дала. Не мой он кавалер.
– Очень жаль. Впрочем, он на фронте сейчас. Ему не до романов.
– Вот и пусть. Мне чистая любовь надобна. Как у Бунина, помните? А не шашни эти дурацкие. Честь девичью потерять легко, а восстановить невозможно. А ещё ре-пу-та-цию. Так меня учили. Так что со мной шутки плохи! Со мной не балуй!
– Так я и не собираюсь, Надежда, – улыбнулся Петя, помешивая сахар в чашке.
– Всё вы шутки шутить изволите, Пётр! Знаю, конечно, сердце ваше занято прекрасной дамой, барышней, как можно мне о вас думать? Даже подумать не могу!
Всё её раскрасневшееся лицо, и поза, между тем, отчаянно говорили о противоположном. Но Петя, смутившись упоминанием Ксении, задумался и ушёл в себя.
Его Ксения, ангел, милая и заботливая с ним, пока он беспомощно лежал на госпитальной койке, по мере того, как он выздоравливал, стала вновь отдаляться на привычную дистанцию. Словно, выполнив свою миссию по спасению его жизни, полетела на белоснежных крыльях на другое задание. Нет, Петя всё понимал, она же милосердная сестра и таких больных у неё – полная палата, но к чему опять этот холодный тон, эти тяжкие вздохи, эти недомолвки. Их счастье длилось ровно столько, сколько длилась опасность для его жизни. И всё.
Сосед по палате, тоже перенесший тиф бравый
– А кто их, баб, поймёт! Мой метод с ними прост – шашки наголо и рысью марш! Пан или пропал!
– И как?
– Работает! Ну, иные немного поломаются, но это для виду. Женщины – они приступ любят, напор! И охотно капитулируют. Так что не робей!
Петя представил себе такой приступ в отношении Ксении. Глупо! Всё это не про неё. С ней надо только по-рыцарски: припасть на колено и предложить руку и сердце! И кольцо. Но вдруг – отказ? Таким же леденяще-чеканным тоном, как недавно:
«Пётр, ах, оставьте мою руку. Пожалуйста. Похоже, Вы думаете, что Вы тут один. Вы думаете только о себе».
Разворот. И медленное, величавое покидание палаты. И даже не обернулась. Эх…
– Пётр, вы что же, меня совсем не слушаете? – Надин голос вырвал его из царства тягостных воспоминаний.
– Простите, Надя. Я немного задумался. Что я могу для вас сделать?
– Для меня? Вот чего удумали! Хотя… Сводите меня в кондитерскую, где кофий с пирожным. Я вам тогда ещё стихов, и по-французски почитаю. Где же ещё читать по-французски, как не в приличном месте. А? Не могу же я в таком городе пропадать впустую!
– В кондитерскую? – Петя удивлённо посмотрел на простодушно-весёлую Надю, и потихоньку (нет бы сморгнуть!) стал тонуть в её глазах цвета чистого неба. – Хорошо, давайте…
Надежда аж засветилась от радости, и даже захлопала в ладошки. Потом пожала Петину ладонь и, что-то напевая и пританцовывая, понесла остывающий самовар на кухню. Петя расслышал слова какого-то романса:
На заре ты ее не буди,
На заре она сладко так спит;
Утро дышит у ней на груди,
Ярко пышет на ямках ланит 1 .
В это время отворилась входная дверь и вошла Петина мама.
2.
Земля была холодной и влажной, и Георгий, лежавший, скрючившись за земляным валиком, ощущал её даже через шинель. Весеннее солнце было в зените, степь пахла пожухлой и прелой зимней травой, сквозь которую уже пробивались тоненькие зелёные росточки. Такие яркие и свежие, они были сейчас прямо перед глазами Георгия, и он, на мгновение отрешившись от всего происходящего, залюбовался ими.
1
Романс А.Варламова на стихи А.Фета
«Может, это последняя моя весна», – успел подумать он, как вдруг ощутил толчок в бок от лежащего рядом старого казака, Ступенкова.
– Кажись скачут, ваше благородие!
Георгий припал ухом к земле. Степь отдалась нарастающим гулом. В другое ухо, открывшееся от съехавшей набекрень папахи, влетели звуки выстрелов и гиканье приближающейся конницы.
– Без команды не высовываться и не стрелять! – передал он по цепочке полусотне спешенных казаков, залёгших за придорожной насыпью.