Среди красных вождей том 2

Соломон Георгий Александрович

— Браво, Юрий Владимирович! — воскликнул я, когда он закончил свою речь. — Браво! Вот, господа, — обратился я к банкирам, — профессор Ломоно­сов, известный у нас оратор - юморист, внес note 112 некоторое оживление в наше скучное по необходимости совещание, хотя, в сущности, он только в юмористической форме подтвердил мою просьбу помочь мне вашим опытом и советом.

Не знаю, понял - ли Ломоносов, какое колено он выкинул, сконфузился ли он от неудачи своего нелепого выступления, но он тотчас же вслед за этим, отговорившись недосугом, покинул наше совещание.

Note112

448

Я

же, закончив совещание, разыскал Ломоносова, который сидел у Гуковского и, по-видимому, посвятил его в тайны своих манипуляций. Я вызвал его в свой кабинет и накинулся на него зло и не стесняясь в выражениях, и за его нелепую, глупую речь, и за ставшую мне известной только на заседании новость — выписку трех пароходов за его золотом… Но он утвердился в своей позиции и клятвенно уверял меня, что не будет продавать золота без моего разрешения…

Не добившись толку от него, я в отчаянии послал подробные телеграммы Красину в Лондон и Лежаве в Москву, указывая им на нелепость поведения Ломоно­сова, на грозящую опасность сорвать дело моих валютных операций и просил запретить Ломоносову эти проделки…

И Ревель, маленький "столичный град Ревель", вскоре оживился. Всем стало известно, что, подобно древним грекам, поплывшим на своих ладьях в Колхиду за золотым руном, в Ревель идут три паро­хода из Стокгольма за русским золотом… Всяки может себе представить, какое грандиозное впечатление произвел на ревельских обывателей один уже этот слух. Но слухи эти возникли еще в Стокгольме, когда Ломоносов выписал эти пароходы.

И естественно, что мой банкир Ашберг, понимавший как нам невыгодны note 113 эти "аргонавтические" слухи, в тревоге написал мне запрос и просьбу отменить этот поход за золотым руном. Было поздно и я, увы ничего не мог поделать… Гуковский ликовал: "хе-хе-хе, вот и пропал ваш высокий курс… исчез, как мечта, хе-хе-хе"…

Note113

449

Я рвал и метал, обменивался телеграммами с Ашбергом, Красиным, Лежавой и со страхом ждал прибытия "аргонавтов". И они пришли, и Ревель стал местом своеобразной золотой горячки. Ломоносов устроил ряд пиров на прибывших за золотом пароходах. Три дня продолжалось беспробудное всеобщее пьянство… По сообщенным мне сведениям было про­пито (поил Ломоносов, "за свой счет", т. е., за народные деньги) до 600.000 эст. марок.

Я получил, наконец, ответ от Красина: он телеграфировал мне копию своей телеграммы Ломоно­сову, в которой он категорически запрещал ему про­давать золото, помимо меня. Ломоносов ответил ему наглой ложью, что я поднимаю ненужную тревогу, что он не продаст без меня ни одного унца, что он действует на основании точных инструкций полученных им непосредственно от Совнаркома.

Наконец, совершенно пьяные пароходы с золо­том ушли. И результаты не замедлили сказаться. Ломо­носов пошел вместе со своим секретарем и советником по "финансовым" делам (если не ошибаюсь, это был некто Лазарсон, или Ларсон) по стокгольмским банкам с предложениями купить у него золото, почти буквально с протянутой шапкой, как он говорил в приведенной мною речи… Я думаю, самому непосвящен­ному в таинства валютных операций читателю будет понятно, какое влияние это должно было оказать на стокгольмский золотой рынок: золото стало катастрофически note 114 падать… Вся моя работа пошла прахом!

Note114

450

И следующая партия золота, которую я продал(аведь я вынужден был продавать, ибо меня хватализагорло — ниже это будет иллюстрировано — аккредито­ванные советским правительством разные лица), по­шла сразу по 2,12 шведских крон за золотой рубль, спустившись таким образом с 2,19, т. е., понизившись

на семь пунктов. И дальше пошло по наклонной плоско­сти и вскоре рубль упал до 2,04. Мои банкиры, Ашберг и Шелль, честно служившие мне и помогавшие в поднятии курса, были в отчаянии. Ашберг специально приезжал из Стокгольма и просил меня повлиять на советское правительство, чтобы Ломоносову было запрещено продавать золото. О том же просил и Шелль…

Я был обессилен в этой борьбе, с головотяпством одних и уголовной политикой других! Я писал, посылал телеграммы. Но те, кто, не стесняясь, ставили потом и кровью народа добытую копейку ребром, нагло хохотали… А "аккредитованные" душили меня, писали на меня доносы, жалобы… Ниже я приведу любопытную жа­лобу - донос на меня Коппа…

Я был беспомощен. Был беспомощен и Красин, которого я бомбардировал телеграммами…. А Ломоносов жрал — другого выражения я не нахожу — золото, поглощая его своей утробой… Из Стокгольма мне писали о тех пиршествах, которые там происхо­дили…

Ах, читатель, тяжело было работать среди этого оголтения и всеобщего воровства! И деньги, народные день­ги таяли — ведь я должен был питать и Зиновьева и всех его сподручников по Коминтерну… А ведь я пошел к советам для честной и продуктивной работы для блага народа… И во мне горло и жгло меня чувство note 115 виновности… ведь я был с "Ними"… А гуковские и ломоносо­вы ликовали… и ЖРАЛИ!..

— Что, — не скрывая своей радости, говорил он мне, — рублик то падает, хе-хе-хе, катится, неудержи­мо катится!…

Note115

451

Чтобы читателю было хоть сколько-нибудь понятно, в каком положении я находился, приведу один из многих примеров того, как "аккредитованные" правитель­ственные агенты и агенты коминтерна, этой "свободной, независящей от советского правительства" организации (как уверяли и уверяют лиходеи, именующие себя пра­вительством) действовали, выбивая из моих рук на­родные средства.

Вот брат знаменитого героя "храброго и мужественного советского фельдмаршала" Троцкого, господин или товарищ Бронштейн. Он командирован в Копенгаген для каких то, известных только ему одному и пославшим его, закупок для надобностей военного ве­домства. У него какой то неограниченный кредит, что называется, "квантум схватишь". Он шлет мне теле­грамму, например, о переводе ему (конечно, "немед­ленно") пяти миллионов крон. У меня есть много золо­та, русского бойкотируемого золота, но нет ходячей ва­люты. Я работаю над обменом золота на нее. Телегра­фирую ему просьбу подождать. Но он — брат самого фельдмаршала, — он не может ждать. Он сыпет на меня по телеграфу угрозы. Жалуется своему всесильному в то время брату… Тот требует… угрожает… Натуживаюсь:… Посылаю… И это не один раз… Но должен сказать правду: братья Бронштейн, Троцкий и Ко" были еще сносны. С ними можно было еще говорить, им еще можно было приводить резоны.

Но вот выступает стильная в своем род note 116 советская фигура. Мой старый знакомый и "крестник" которого я, как я упоминал выше, принимал от советской купели — вельможа Копп.

(ldn-knigi, дополнение:

http://eco.rea.ru/misc/biograf.nsf/ByID/NT00001062

(Копп Виктор Леонтьевич (1880-1930). Участник социал-демократического движения

(с 1900 г .). Агент "Искры". При расколе партии в 1903 г . объявил себя "внефракционным", участвовал в профсоюзном движении в России. Освобожден из германского плена в 1918 г . В 1919-1921 гг.
– представитель РСФСР в Германии, 1923-1925 гг.
– член коллегии Наркомата иностранных дел, в 1925-1927 гг.
– полпред в Японии, в 1927-1930 гг.
– полпред в Швеции.).

Note116

451