Среди лесов
Шрифт:
На потных спинах ребят перекатываются мускулы, песок лисьими хвостами взметается вверх, а девчата насмешливо косятся. Если бы парни, звено Сергея, скажем, не обидно и перенять, а тут — девичьим умом жить… И Юрка успокаивал себя: «Ничего, такую-то бригаду и без чапаевских приемчиков обгоним».
Он неуклюже полез в рукав, выгнал своего сменщика:
— Иди отдыхай. Эх! — на полный штык вбил лопату, осторожно, с оглядкой выбросил землю. Мельком вгляделся в лица ребят — все скучные, работают без азарта. «Да-а, будет интересно, если девчата нас обгонят, — подумал Юрка. —
Выручил Спевкин. Он подскочил к Юрке и зашипел в лицо:
— Ты что это? Иль не видишь? Сейчас же беги, сдай штыковые, возьми шесть совковых.
У Юрки словно гора с плеч — приказывают, а раз приказывают — надо делать. И он, отобрав шесть лопат для копки, побежал менять на грабарки, а в спину ему Спевкин кричал:
— На выброску отбери посильнее, кто послабже — на копку!
И вот двое парней торопливо, кусок за куском отваливая из-под лопат слежавшийся песок, пошли по дну. Юрка, жадно подхватив на широкий совок целую кучу взрыхленного песку, пружинисто разогнувшись, махнул ее вверх, еще кучу, еще! Его соседу, Андрею Рослову, остроплечему, с тонкими, но крепкими, как упругая резина, мускулами под смуглой кожей, от жадных Юркиных захваток ничего не оставалось. Не поспевали и копальщики.
— Становись копать третьим! — приказал Юрка Рослову. — Один за тремя пойду.
Копальщики потеснились, дали Рослову место, и Юрка пошел махать через плечо.
— Давай! — кричал он. — Э-эх! — Совок, шелестя о твердое дно, врезался в песок. — Да-а-вай! — Сырой песок взлетал вверх и с мягкой тяжестью шлепался на насыпь. — Э-эх!
Юрка не заметил, что девчата приостановились и, смеясь, смотрели на него.
— Наконец-то распробовал, как лучше.
— Ишь ты, сорвался!
— Смотреть страшно!
Пройдя с начала до конца весь участок, Юрка поднялся вверх на насыпь. Его плечи и грудь лоснились от пота. Ветер остужал разгоряченную кожу.
— Вот это работка! — повернулся он к Рослову.
А тот, размазывая по лбу пот, смешанный с песком, устало признался:
— Загнал ты нас.
К Юрке подошел Гаврилов. Он с уважением оглядел тяжелые Юркины плечи, покачал головой.
— Здоров, кряжина. А я поклон от своих принес.
— Спасибо на добром слове, — ответил Юрка.
Сергей отобрал совок.
— Пригляделся, как ты орудуешь. Плохо, сил не бережешь. Хоть и здоров, слов нет, а к обеду вымотаешься. Гляди: пускай совок так, чтоб черен лопаты по колену шел. Гляди, как колено, словно рычаг, рукам помогает. — Сергей подцепил с насыпи кучу песку, ничуть не меньше тех, которые подхватывал Юрка, и легко перекинул в сторону. — Это нам Саватьева показала. Она когда-то в молодости у купца погреба рыла…
Ребятам способ Саватьевой понравился, но самому Юрке он пришелся не к рукам. Копальщиков он заставил вскопанную землю оставлять не ровным слоем, а валками, тремя грядками, так, чтобы с одного маху можно было больше насадить на лопату. Огромный совок грабарки и так казался Юрке легким, а со «способом Саватьевой» он почувствовал — мала лопатка, ему
Девчата отставали, все глубже и глубже уходила Юркина бригада в землю.
Лязг лопат, визг тачечных колес, стук топоров, рычание грузовиков, подвозивших булыжник, грохот выгружаемого камня, крики плотников, поднимавших бревна: «Р-р-раз-два, дружно! Взяться нужно! Раз! Два!» — в весь этот шум ворвались звонкие удары: «Дун! Дун! Дун!» Какая-то женщина, взобравшись на самую верхушку песчаного холма, с самым серьезным видом стучала палкой по пустому ведру.
— Что такое? Что это она? — заинтересовались землекопы.
— Обед! Ко-о-ончай работу! Обед!
Юрка откинул грабарку и сказал:
— Шабаш, ребята! Складывай лопаты!
Он пошел вдоль рукава, где работал их колхоз, вглядываясь в лица землекопов. Попался на пути потный, грязный, веселый Спевкин.
— Что, брат, — закричал тот еще издалека, — не сдает наша! Не хуже других идем!
— Дмитрий Дмитрич, мне бы Никиту Прутова надо видеть, — сказал озабоченно Юрка.
— Прутова? Он на кузнице.
Юрка с минуту постоял в раздумье, потом повернулся и, проталкиваясь среди народа, зашагал в сторону от реки. А за его спиной громкоголосо шумел огромный лагерь.
11
Если б такую гэс пришлось строить во время войны, люди работали бы день и ночь, работали через силу, недоедали, недосыпали и считали бы — так нужно.
Народ понимал бы Паникратова, а он знал бы подход к народу.
Сейчас нельзя заставить работать через силу, нужно заставить работать во всю силу! Кажется, простая арифметика — во всю силу чуть меньше, чем через силу, стоит снизить темпы, и вот вам — нужный результат. Но жизнь сложна и не любит упрощений…
На митинге, открывавшем начало земляных работ на стройке былинской гэс, Паникратов назвал строителей колхоза «Свобода» «гвардией нашей стройки».
Сейчас командир этой «гвардии» Макар Возницын шел сзади и ноющим баском гудел над самым ухом Паникратова:
— Из «Рассвета» не вышло девять человек, из «Пахаря» — пятеро. Прополка, мол. А мы, как богом проклятые, все на себе везем. У меня тоже рабочих рук не хватает. Дни-то вон какие стоят — сушь, жара, овощи поливать не успеваем.
— Ты по кому это равняешься, Макар, по «Рассвету», по «Пахарю»? Они по тебе должны равняться.
Паникратов уже десятый раз говорил, а Макар уже десятый раз слышал эти слова и потому, пропустив мимо ушей, продолжал:
— А вчера из «Пахаря» ребята, когда тебя не было, удумали: бредник принесли и давай рыбу бродить.
— Слышал… А твои, говорят, лопаты побросали да битых часа три с берега глазели, советы давали, с какой стороны заходить. Тоже отличились. Гвардия!
— Э-эх, Федор Алексеевич, поработай с такими бок о бок, у кого не отобьет охоту!
— А почему на Важенке ни у кого охоты не отбивает? — свирепо повернулся Паникратов к Макару. — Почему там Трубецкой авторитетом пользуется? Вспомни, как ты кричал да заносился: мы, мол, колхоз «Свобода»! Мы по пяти рублей на трудодень даем!..