Среди нас
Шрифт:
—…лжен… чнуть… — словно волнами, в уши пытался ворваться чей-то голос. —…ние стабиль… жет завтра, а может, и сей…
— Я понял. Обяз… позвоните, когда он… — появился другой, уверенный, скорее даже — властный голос.
— Да, да, это само собой, — ответил ему первый.
Хлопнула дверь, и навалилась тишина… Хотя нет, кажется, кто-то ходит, чем-то шуршит. Слева мерно работает какое-то оборудование, я отчётливо слышу гул вентиляторов и… Что это, храп? Нет, скорее мерное сопение на пределе храпа. А ещё этот запах…
Всё
Алиса!
Я резко распахнул глаза и тут же снова зажмурился, ощутив реальную боль от яркого света. Однако это не осталось незамеченным для того, кто тихо бродил по палате.
— Так-так-так… — забормотал он и сильными пальцами раздвинул мне веки. — Замечательно. Как себя чувствуете, Сергей Николаевич?
— Пить, — пересохшими губами едва смог ответить я.
— Очень хорошо, — вместо воды выдал идиотскую фразу доктор и вышел за дверь.
У меня возникло огромное желание подняться с кровати, догнать его и как следует вломить! Жаль, что оно так и осталось неисполнимым. Однако с каждой секундой мне становилось всё лучше. По крайней мере, мозги постепенно начали функционировать, глаза привыкли к освещению, и я смог осмотреться.
Обычная больничная палата, без фантазии и даже телевизора. Только мерная работа ИВЛ и редкий скрип одного из кулеров охлаждения. Даже не скрип, скорее писк на определённых оборотах. Ободранные стены, выкрашенные в голубой цвет, и пожелтевшая от времени побелка.
На соседней койке лежит мумия. Нога на вытяжке, обе руки в гипсе, лицо скрыто под плотным слоем бинтов. Это она подключена к ИВЛ. А вот мужик на противоположной койке как раз и оглашает палату мощным сопением. Его тело тоже подключено к аппаратам, но, похоже, он чувствует себя лучше всех. Четвёртая койка свободна, и на этом всё. Ах да, на окнах решётки, и выглядит это совсем не оптимистично.
Я уже понял, кем был тот человек, который справлялся о моём здоровье. Готов поклясться, что он из полиции. Ведь у меня огнестрел, а в этом случае врачи обязаны оповестить органы.
Стрелявший, скорее всего, мёртв. Я прекрасно помню свои ощущения, когда моя пятка погрузилась в его череп. С такими травмами не живут. А значит, у меня очень большие проблемы. Здесь не поможет ни Валерич, ни отец Владимир.
Справа скрипнула дверь и отвлекла меня от размышлений. В палату ввалилась медсестра. Ох, как бы я хотел, чтобы она впорхнула! Нет, в плане сексуальных утех меня сейчас хоть самого трахай, но глаз бы порадовался. Жаль, что симпатичные сестрички бывают только в кино, а в жизни как-то так.
Вечно недовольное лицо, потому как мало приятного чистить гнойник и вытряхивать дерьмо из уток. Да и платят наверняка так «хорошо», что хочется убить каждого пациента, лишь бы ничего не делать за такую зарплату. Весом примерно центнер, мощная спина и ручищи. А другая здесь и дня не продержится, ведь нас нужно переворачивать,
— Очнулся, стало быть? — тем не менее вполне добрым голосом поинтересовалась медсестра. — Утку дать?
— Пить, — повторно прохрипел я.
— Нельзя тебе, касатик, потерпи пока. Могу тебе губы помочить, будешь?
Я молча кивнул, и сестра переваливающейся походкой покинула палату.
«Вот и эта туда же», — подумал я, но буквально через пару минут она вернулась. В руках стакан воды и кусок бинта. Я старался не думать о том, где могли побывать эти пальцы за сегодняшний день. Хотя вариантов в голове возникла масса: начиная от гнойников и заканчивая уткой соседа по палате. Но жажда пересилила брезгливость, и, едва смоченный водой бинт коснулся губ, я попытался высосать из него всю влагу. Мало того, в этот момент я был готов даже пальцы медички облизать, лишь бы перестало саднить в горле.
— Тихо, тихо, касатик! — Она отдёрнула руку. — Потерпи. Сейчас капельницу тебе сменю, полегче станет, а там и отпоим потихоньку. Ты в коме две недели провалялся, у тебя, небось, все кишки слиплись.
— Сколь… кха-кха-кха, — закашлялся я от рези в глотке, и медсестра снова окунула кусок бинта в стакан.
— Две недели пластом пролежал. Думали всё, не вытащим уже. А ты ничего, крепкий. Сосед твой уже почти овощ, второй месяц на аппарате.
— Спасибо, — поблагодарил я сестру за то, что отжала мне в рот немного воды.
— Пей, пей, касатик, — улыбнулась она, хотя ещё совсем недавно запрещала это делать. — Менты к тебе приходили. Ох, и злющие! Посодют, наверное. Каждый день ведь пороги околачивает, как на работу, утром и вечером приходит. Но Степан Лексеич тебя пока охраняет.
— Ещё? — Я снова попросил воды.
— Ага, щас! Чтоб ты у меня окочурился тут? Не в мою смену, — вмиг сделалась строгой она и, подхватив стакан, вышла из палаты.
Блин, зря я разгазовался, нужно было дослушать. Ладно, чуть очухаюсь и попробую выведать, что к чему. Похоже, поговорить ей особо не с кем, раз так разоткровенничалась. Да и женщина вроде неплохая, зря я на неё погнал. Всё-таки внешность бывает обманчива.
Вскоре она вернулась, зачем-то сунула мне под мышку градусник и сменила капельницу. Разговаривать не стала, словно куда-то спешила. Возможно, у них просто время для процедур, вот и бегает по палатам, лишь бы поскорее разобраться с делами и снова спокойно посидеть.
Прошло ещё минут двадцать, прежде чем сестра забрала градусник. Посмотрев на него, она как-то странно хмыкнула и снова вразвалку покинула палату. Я лежал, глядя в потолок с абсолютно пустой головой. И даже не заметил, как провалился в то ли сон, то ли бред.