Среди пуль
Шрифт:
– Как станете действовать? В чем ваша сила? Какова моя функция?
– Надо срезать послойно омертвевшие ткани. Мы уже срезали Горбачева, он лежит в корыте с очистками. Срежем чеченца Хасбулатова, кинем в то же корыто. Очистим место от гайдаров, шахраев, явлинских – вот уж кого ненавидят! Следом за ними – Ельцин. Выставим печень Ельцина рядом с мозгом Ленина! А затем начнем созидать. Нас много, достойных, отважных. Но людей все равно не хватает. Ты нам нужен. Иди к нам!
– Где и кто ваши люди?
Каретный протянул
– Они везде… Они скрыты за кремлевскими стенами в самом близком окружении президента…
Там, куда он указывал, пламенели кремлевские звезды, окруженные алым заревом. Белые, как лед, возносились соборы, окутанные млечным испарением.
– Они в Генштабе, в Министерстве обороны, на самых ответственных, ключевых местах, связанных с «ядерной кнопкой»…
Там, куда он указывал, светилось, словно белый пиленый сахар, министерство на Арбатской площади, светились его окна в ночи.
– Они в церковных приходах, в патриарших канцеляриях, в кружках православных философов…
Его рука, пробираясь сквозь сумрак, нащупала в дымке золотые кресты, резные колокольни и башни Новодевичьего монастыря. Кресты от его прикосновений слабо звенели, и от этого звона дрожала золотая рябь на Москве-реке, катились золотые бусины поезда, бежавшего по метромосту.
– Наши люди в разведке, отслеживают ситуацию в мире, добывают информацию из засекреченных центров противника…
Он указывал вдаль, где, похожий на желтую зарю, горел Хаммер-центр и за ним по движению огненных пузырьков угадывалась Беговая и Полежаевская со стеклянной ретортой – зданием военной разведки.
– Наши люди в банках, контролируют финансовые потоки, финансируют наши боевые и политические операции…
Он указывал на далекие кровли, на которых загорались и гасли огненные письмена – названия банков, промышленных корпораций и фирм.
– Они на университетских кафедрах и в торговых киосках, в иностранных посольствах и в развлекательных ночных заведениях…
Он вел рукой, прикасаясь то к озаренному зданию университета, похожему на зажженный в ночи костер, то к проспекту с торговыми лотками с мигающими разноцветными лампочками, то к огненному колесу в Парке культуры, то к белому, будто наполненному ядовитым кипятком зданию мэрии. Казалось, Москва откликается на его прикосновения миганием реклам, пульсацией мостов, бегом беззвучных туманных корпускул, пропадавших в дожде. Город слышал его, подчинялся ему, посылал зашифрованные сигналы и коды. Передавал информацию, скрывая в своем огненном неясном орнаменте огромную тайну заговора.
– Наши люди везде! Они подымутся по первому слову! Хочу, чтобы ты был с нами, разделил радость победы!
Пленительное, желанное улавливал Белосельцев в словах Каретного. Напрасно он мучился и искал. Напрасно сомневался, не верил. Был
Он чувствовал облегчение, любовь к Каретному. Больше не надо было скрываться, действовать в одиночку, изнурять себя безнадежными, безответными поисками. Он нашел друзей и союзников. Может слиться с ними, прислониться к ним, у них искать защиту и вдохновение.
Белосельцев смотрел на Каретного, на его мокрое лицо, и оно ему казалось мужественным и прекрасным. Они стояли не на черной железной крыше с покосившимися антеннами и ржавыми вентиляционными трубами, а на стеклянно-золотистой палубе небесного корабля, созданного из неизвестных, неземных материалов.
– Мы поручим тебе очень важный участок работы! Ты будешь бороться с врагами Отечества, где бы они ни находились! В посольствах Америки или Китая! В торговой лавке или в Доме Советов! Мы дадим тебе огромную власть, ибо верим, ты распорядишься ею во благо России! Мы дадим тебе огромные деньги, ты не будешь ни в чем знать нужды и распорядишься этими деньгами во благо России! Мы обеспечим тебя уникальной информацией, и она сделает тебя непобедимым, с помощью этой информации ты разгромишь врагов России! Я проверял тебя, подвергал испытаниям, и ты выдержал все искушения! Предлагаю тебе вступить в наш союз!
Каретный казался Белосельцеву огромным, прекрасным. Его мокрая одежда прилипла к атлетическим мускулам. Его лоб светился, словно был из белого мрамора. Его глаза сияли, а губы вместо слов порождали огненные видения. Он возвышался над Белосельцевым на фоне ночного города в многоцветных туманах и радугах, и казалось, с этой кровли видны неоглядные дали, пустыни и тундры, дельты великих рек и вершины великих хребтов. Каретный в своем всеведении царил над миром, вручал Белосельцеву власть над земными пространствами.
Это было высшее наслаждение, сладчайшее, ниспосланное ему чудо. Его душа раскрывалась словно цветок. Раскрывала упругие свежие лепестки, готовая вспыхнуть в своей сокровенной огненной сердцевине.
Но – легчайший поворот головы, порыв холодного ветра, брызги ледяного дождя и какой-то мучительный звук, словно ударилась о крышу мертвая птица. И больная память о том, что это уже было когда-то. Кто-то стоял на кровле разоренного храма, изведенный долгим постом, и другой, великолепный и сильный, искушал его, предлагая богатства и царства.